Moleas omnem meam petitionem, juxta meum velle
«Исполнить мои просьбы, согласно моей воле».
В углу что-то упало, и Гермиона чуть не вскрикнула. Только потом разглядела грохнувшийся на пол зонтик, который раньше опасно лежал на самом краю тумбочки. Соседи тут же снова завопили, и Гермиона на секунду почувствовала себя до невозможности глупо в шёлковой ночнушке у соляного круга. Ребёнок соседей заорал по новой.
Последние строчки будто сами срывались с языка просто из упрямства, привычки доводить дело до конца.
Juxta votum meum, in negotio et causa mea.
«Согласно моим желаниям относительно известных мне причин».
Гермиона потянулась к кухонному ножу, сделала небольшой надрез на пальце огромные уродливые шрамы ей ни к чему. Пара капель крови упала на соль и на кости, несколько попали на пол. Гермиона сунула палец в рот и принялась ждать, но ничего не происходило. Взгляд зацепился за книгу, прошёлся по страницам раз, потом второй. А потом строчки стало плохо видно, будто кто-то медленно гасил свет.
Гермиона подняла голову, удивляясь тому, какая она тяжёлая, словно залита свинцом. Свечи уже догорали, будто она сидела всю ночь. Плач и крики соседей стихли, и вообще у Гермионы в ушах стоял низкий, протяжный шум, какой появляется, когда долго сидишь в тишине. Свечи наконец погасли, и она оказалась в кромешной тьме. Гермиона подскочила, но ничего не произошло. Её тянуло в сторону, будто она стояла на склоне, и затуманенный разум предположил, что она падает. Гермиона вытянула руки перед собой, инстинктивно присела, пытаясь сгруппироваться, но не могла ничего нащупать, словно диван, стены и лампа исчезли.
Кто здесь? спросила она в пустоту, но ответом ей была тишина.
Гермиона попробовала глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться, но кислорода вдруг стало мало. Она глотала воздух ртом, прикоснулась к шее, но не чувствовала под пальцами кожу, будто руки онемели и потеряли чувствительность.
Она прошла вперёд, шатаясь, как пьяная. По идее, она должна была либо запнуться о диван, либо упереться в стену, либо наступить в круг, но путь был свободен. Даже пол не скрипел, словно не хотел привлекать к себе лишнего внимания.
Эта мысль отрезвила Гермиону. Она всхлипнула и присела, тут же зажав одеревеневшими пальцами рот, чтобы не шуметь. В кромешной темноте ей казалось, что кто-то ищет её: по запаху, по звукам. Что кто-то вот-вот коснётся её плеча или лица, схватит за лодыжку или руку. Что кто-то пришёл за ней и не успокоится, пока не достанет.
Гермиона медленно встала на колени, упёрлась ладонями в пол. Ощущение чужого присутствия за спиной заставило её обернуться, но темнота стояла такая, что хоть глаз выколи. Гермиона вдруг зажмурилась: от мысли, что сейчас мрак уйдёт и она увидит, кто за ней наблюдает, стало не по себе.
Ей ещё никогда не было страшно в собственном доме.
Её тянуло назад, вниз по тому странному склону, а слева вдруг повеяло холодком, да таким, словно в стене была огромная дыра. Гермиона потянулась к холоду, надеясь, что наткнётся на окно. Руки шарили по полу, а потом вдруг уткнулись в стену. И тут же раздался страшный, неживой скрежет, будто заклинило две несмазанные шестерёнки. Гермиона прижалась к полу, закрыла голову руками. Потом, немного переждав и осмелев, опять потянулась к стене и снова услышала громкий металлический звук. Она сглотнула, прикладывая все силы, чтобы не отдёрнуть
Гарри на душе было неспокойно, когда раздался звонок в дверь.
Первой мыслью было пришли соседи. С полицией, как и обещали. Потом она вспомнила ритуал и почувствовала, как сердце пропустило удар. Гермиона натянула халат, сунула палочку в глубокий карман и подошла к двери. Глянула в глазок, но ничего, кроме темноты, не увидела. Оно и не удивительно: в проклятом старом доме постоянно что-то ломалось, а и без того дерьмовые лампочки с лестничной площадки всё время кто-то выкручивал.
Живоглот не двинулся с места, хотя вроде должен был чувствовать всякую нечисть.
Гермиона собралась с духом, глубоко вздохнула и открыла дверь.
Незваным гостем оказался красивый незнакомец. Высокий, даже выше Рона, из-за чего Гермионе пришлось задрать голову, чтобы взглянуть ему в лицо, но худой, хотя сложён хорошо: широкие плечи, узкие бёдра. Он был бледен, и чёрные волосы по-странному красиво контрастировали с тонкой, почти прозрачной кожей. Он вдруг улыбнулся, и Гермиона снова опешила: мужчина был очарователен и прекрасен, а она только глупо головой качнула, когда поняла, что пялится неприлично долго. Но краснеть или смущаться всё равно не собиралась: он наверняка привык к такому вниманию.
Она не заметила у него в руках библии, брошюрок о выгодном переезде или чемоданчика с набором «самых изумительных кастрюль в вашей жизни и по доступной цене», так что вежливо ему улыбнулась.
Я могу вам помочь?
Вы определённо можете мне помочь, ответил он. Я ваш новый сосед. Том Риддл.
Он протянул ей руку, и Гермиона нервно пожала её. Рука была сухая и холодная.
Я никогда не жил в подобных квартирах и не совсем понимаю, почему нет воды. Сейчас довольно поздно, и я не решился звонить арендодателю, а у вас горел свет... Я видел с балкона.