Гнедич, который увлекался всем, что выходило из обыкновенного порядка вещей , предпринял было сочинение какой-то драмы в 15 действиях, но не успел по случаю отъезда своего в Петербург. Когда приятели его, в особенности сметливый Алексей Юшневский, стали издеваться над его намерением, он доказал, что большие пьесы, в которых сюжет разделяется на несколько суток, совсем не диковина, что, не говоря уже о народных немецких представлениях, каковы, например, «Русалка»[165] и проч., состоящих из трех и более частей, есть у Шиллера трагедия «Валленштейн» в двух частях[166], так же как и у Шекспира «Король Генрих» в трех; а наконец, в подтверждение своей мысли, он откопал в какой-то старой, завалявшейся книге, что в Италии (помнится, в Генуе) была представлена пьеса «Генрих IV» в 15 действиях и 3 частях; ее давали по три дня сряду и каждую часть под особым названием: ( 7) «Генрих, король наваррский, при французском дворе», (2) «Генрих в лагере, или Сражение при Иври» и (5) «Генрих IV на престоле, или Торжественное вступление его в Париж». Жихарев 1989/1: 219
«А для чего вся эта театральная эрудиция, прибавлял Жихарев, если не для извинения безрассудного литературного предприятия» (Там же; ср.: Lotman 1958-1959: 425)[167].
Сохранившаяся рукопись незавершенной драмы, обрывающаяся на втором действии, представляет собой драматическое переложение новеллы Фр. Шиллера «Преступник от бесславия» («Verbrecher aus Infamie»), которая впервые была напечатана в 1786 году в издававшемся Шиллером театральном журнале «Талия» (см.: Schiller 1786) с подзаголовком «подлинное происшествие» («eine wahre Geschichte»), а затем под заглавием «Преступник от потерянной
чести» («Der Verbrecher aus verlorener Ehre»), с тем же подзаголовком и с некоторыми переменами в тексте вошла в сборник Шиллера «Малые прозаические сочинения» (см.: Schiller 1792/1: 291345). В основе новеллы Шиллера лежала подлинная история разбойника Фридриха Швана, казненного в 1760 году. Это произведение Шиллера пользовалось в России большой популярностью и многократно издавалось: в 1802 году в сборнике «Пиерида» появился его первый перевод, сделанный с текста «Талии» (см.: Шиллер 1802); в 1808 году новелла была напечатана в «Вестнике Европы» в новом переводе В.А. Жуковского, позднее вошедшем в первую часть его «Переводов в прозе» (см.: Шиллер 1808; Жуковский 18161817/1: 247294), а в следующем году в переводе А.П. Бенитцкого в петербургском журнале «Цветник» (см.: Шиллер 1809). Спустя еще полтора десятилетия шиллеровский «Преступник от потерянной чести» послужил своего рода ориентиром для замысла романа Нарежного «Гаркуша...».
Перерабатывая нарратив в драматическую картину (как ранее Нарежный в «Мертвом замке»), Гнедич ставил перед собой новые и достаточно амбициозные литературные задачи не только создать произведение, идущее, судя по всему, вразрез со всеми установившимися драматическими канонами, но и вывести главным героем на сцену преступника. Причем в этот раз преступник был лишен ореола титанического инфернального злодея, а основное внимание переносилось, так сказать, на социальные причины его нравственного падения. Первое действие пьесы составила основная часть новеллы рассказ героя от первого лица. Далее у Шиллера дана только краткая хроника последующих событий, поэтому со второго действия Гнедич приступил к самостоятельному сочинению, привычно для себя опираясь на «Разбойников» и, отчасти, на «Ринальдо Ринальдини» Вульпиуса. Сюжет очевидным образом стал двигаться в сторону авантюрного разбойничьего, и видимо, на втором акте работа остановилась.
Достойно удивления, как стремительно в новой петербургской среде Гнедич расстался с литературными увлечениями своих студенческих лет. Он резко порвал с беллетристикой и обратился к поэтическому творчеству. В кругу А.Н. Оленина его литературные взгляды стали стремительно эволюционировать в сторону неоклассицизма. В апреле 1807 года С.П. Жихарев, застав Гнедича за переработкой для русской сцены шекспировского «Короля Лира», недоумевал: « у него Леар не только не Шекспиров, но даже и не Дюсисов: все патетические сцены сумасшествия Леара выкидываются; а, кажется, на них основан весь интерес пьесы» (Жихарев 1989/2: 225). И всё же ранние произведения Гнедича, не пережившие своего времени и преданные самим автором, может быть вполне справедливому, забвению, представляют достаточно характерную страницу в истории русской словесности. Их литературный генезис, так же как и типологически близких им ранних сочинений В.Т. Нарежного, позволяет квалифицировать эти опыты как первую попытку создания массовой русской беллетристики европейского образца. В европейских литературных традициях «готический», «черный» или «тривиальный» романы служили своего рода «фоном» высокой литературы, обладали большим внутренним потенциалом развития, могли в определенные моменты переходить границу между массовой и «элитарной» литературой и оказывать существенное влияние на дальнейшие пути литературного развития. Примером может служить так называемая французская «неистовая словесность» (la littérature frénétique) новое направление в литературе конца 1820-х начала 1830-х годов, давшее французский социальный роман и генетически связанное с френетической линией массовой беллетристики, и крупнейший представитель этого направления О. де Бальзак (Honoré de Balzac; 17991850), начинавший свою литературную деятельность как автор развлекательных авантюрно-«готических» повествований. В русской литературе линия ГнедичаНарежного развития не получила. Объяснение этому, видимо, надо искать в области литературной социологии. Массовая беллетристика во всех странах представляла собой «третьесословную» литературу, для развития и существования которой необходим широкий класс грамотного, хотя и эстетически не искушенного, «демократического» читателя. Такого читателя в России конца XVIII начала XIX века не было, имманентные тенденции литературного развития, определявшие зарождение оригинальной массовой беллетристики, до поры до времени неизбежно должны были наталкиваться на отсутствие необходимой для этой беллетристики рецептивной среды, на слабость и неартикулированность читательского «заказа»[168].