Какой же ты уродец, прищурился я и перезарядил пистолет. Fettes Schwein! *
Пуля влетела в коленную чашечку. От воя Тихони, уверен, в половине квартала повылетали еще не вылетевшие стекла.
Тихоня вдруг стал чрезвычайно подвижным, извивался от боли, как огромный червь, бился на асфальте выброшенной на берег рыбиной, или, я бы сказал, китом. А ведь раньше все свято верили в то, что они не чувствуют боли. Второе простреленное колено вновь опровергало эту догадку. Ходячий визжал. Последняя пуля квинтэссенция эстетики и убойной силы пробила череп через заплывший глаз красный и блестящий, как яркая пластмассовая бусина. Рев этого кабана прекратился так резко, что мне показалось, будто бы тишина оглушила меня. Точно контузило, честное слово. Битой по затылку, да так, чтобы в ушах зазвенело.
И в этой тишине, безупречной и сюрреалистичной, я услышал хрипы и стоны. Я не кинулся с подмогой, знал, кто там страдает, прижатый к асфальту тяжелой вонючей тушей, из которой капала такая же вонючая кровь. Птичка, зареванная девка с разбитой головой и синяками на тощем теле, вымазанная в слезах, соплях и крови, своей и Буйной, дрожала от ужаса и не могла даже руку из-под заваленной ходячей вытащить. Пули вошли ей в голову, превратив содержимое черепной коробки во взбитые сливки, еще бы вишенку сверху бросить. Мишель что-то шептала, шевеля одними губами беззвучно и безумно. Я наконец вернулся в реальность и стащил с тельца француженки неподъемную тушу на редкость резвой особи. Ну, как стащил. Спихнул ногой, все еще держа в руках заряженный пистолет. Неизвестно, как далеко теперь ошивалась та парочка Буйных девиантов.
Идти сможешь?
Птичка лишь помотала головой из стороны в сторону и закрыла лицо руками. Ее колотило, как припадочную. Мадемуазель Рено захлебывалась слезами. А как по мне, так лучше бы кровью.
Мне, против доброй воли, но в силу совести записавшемуся в местные супергерои-спасатели, ничего не осталось, кроме как поднять девку на руки и оттащить в свою машину, чтобы хотя бы остановить кровь и отпереть ее к Богомолу, дабы он решал, что с этой идиоткой делать дальше. Она оказалось легкой, как птенчик, что полностью соответствовало ее позывному. Кожа да кости вкупе с окровавленными волосами и феньками на тощих запястьях. Она не переставала реветь даже в машине, хотя по-честному пыталась успокоиться и прийти в себя до смерти перепуганная двадцатитрехлетняя дурёха, которая, видимо, едва ли не впервые наткнулась на дюжину ходячих разом.
Давай вытирай свои слезы-сопли, вздохнул я, протягивая ей фляжку с коньяком, мою заначку, которая никогда не покидала салон внедорожника и своевременно пополнялась на такой вот непредвиденный случай. Мишель сделала пару глотков и тяжело закашлялась, зажмурив свои зареванные покрасневшие глаза. Это вам не вино пить да жевать круассаны, дорогая! Это Ловецкое спасение от любой напасти: антидепрессант, болеутоляющее и прочее, прочее, прочее.
В общем, это помогло. Через минут пятнадцать Птичка уже курила свои тонкие сигареты, хотя все еще подрагивала всем жалким хрупким тельцем и ошалело зыркала по сторонам стеклянными глазами. Я вколол ей в шею, украшенную темными следами пальцев Буйной, антивирус, и даже откопал в машине большой кусок ваты. Особо серьезных повреждений у этой везучей пернатой не было. Отделалась болячкой на затылке, синяками и хрипящим голоском. В общем, всем бы так посчастливилось пережить встречу с дюжиной озверевших ходячих. Жаль, что так не повезло Биллу, едва не потерявшему ногу. Охренительно жаль.
Ты мне жизнь спас, тихо проговорила Мишель, затянувшись.
Скажи честно, ты, блять, что, первый раз по ходячим стреляла?
Птичка поджала губы, поморщилась от боли. Сигаретный пепел осыпался на ее брюки, уделанные кровью. Да можно было и не говорить я и сам догадываюсь, что ничего страшнее Ползуна она не видела.
Я не соврала, когда сказала, что являюсь спецом по Калекам, проворчала она и глубоко затянулась, выдыхая через нос сизые струи дыма. Мы в Двадцать Четвертом работали отрядами по семь-десять Ловцов, не меньше. Я была не в курсе, что в Семнадцатом вы и в парах по праздникам работаете. Я, черт возьми, не думала, что на меня кинется сразу дюжина Понятия не имею, как работать тут дальше
Я посмотрел на нее, и, надо сказать, не без насмешки и человеческого сочувствия, а потом отхлебнул из фляжки чисто нервы подлечить и в себя прийти после той кровавой бани, что развернулась в одном из кварталов центра. Теперь все стало понятнее. Птичка оправданно била себя в грудь. Просто она не знала, что на весь Семнадцатый нас всего шестеро, если брать в счет и ее. Не знала, что Отец не желает тратиться на бездарей и платит нам, тем, кто и в одиночку переложит столько, что мама не горюй. Мне бы даже стало ее жалко, не крути она шашни с Биллом, малолетним идиотом, клюнувшим на ее удочку.
Господи, она чуть не сожрала меня,
Олень, ахнула мадемуазель Рено. Она собиралась перегрызть мне глотку, прежде чем ты пристрелил ее. Я твой должник.
Ну это ясен перец, родная, кивнул я, выпуская дым и поправляя на носу очки. И я даже знаю, чем ты расплатишься со мной, дорогая Fräulein**.