Перед глазами снова всплыло его улыбающееся лицо, и я саданул кулаком по кафельной стенке. Вот же ж гадство. И с какого дьявола во мне проснулась ревность?
Я включил ледяную воду, заставившую мои зубы отбивать стаккато, но она нихрена не отрезвляла от всего этого дерьма. Мокрые волосы липли к лицу и шее. Я щедро ливанул на губку ментоловый гель и лениво повозил ей по коже. Никакого настроения мыться-бриться не было, хотя сегодня священный для этих дел день недели понедельник.
Птичка бесила меня со дня своего первого визита в Семнадцатый, то есть, уже чертову неделю. Билл, улыбающийся ей, нервировал тоже, хотя в меньшей степени и только в силу своего кретинизма по отношению к вопиюще-очевидному флирту.
С тех пор мы разговаривали совсем немного, и я все чаще ловил себя на том, что жду наступления ночи, когда завалюсь с ним рядом и провалюсь на пару часов в никуда. За пять суток я почти не спал, возился с отчетами и поэтому был еще злее, чем обычно ненавидел эти кипы бумажек и горы писанины, ведь Отец по-человечески не мог назначить на это дело кого-то кроме меня. Ежемесячно мне приходилось писать подробнейший рапорт о проделанной работе, прилагать ко всей этой ереси кучу файлов, фотографий, записей и тому подобное. Ко всему прочему, встреча с Говоруном прибавила мне лишних двадцать страниц работы. Да гори оно все синим пламенем!
Конечно же я понимал, что ревность просто край кретинизма. Мы прожили под одной крышей всего месяц, Билл только-только стал пытаться осторожно разрабатывать ногу, и впереди еще много возни с искалеченной конечностью. Он никогда не смотрел на меня так, как смотрели заказанные мной ребята, как смотрела влюбившаяся Якудза и сам я некогда втюхавшийся в Йохана подросток. Мы ведь даже друзьями можем назваться с огромной натяжкой, но уж очень льстило мне, что Вайнберг обязан мне жизнью, что именно я нашел его, а не какой-нибудь Бес или Каспер. «Это судьба», сказал бы я, верь в предначертанное и неизбежное. Но подобная дрянь мало привлекала меня, и пусть приход Билла станет просто приятной случайностью в мою пользу.
Он даже не был моим типажом. Я еще не был в него влюблен, но становилось мерзко от того, что кто-то ему понравился кроме меня. Меня не совсем впечатляли светлые молоденькие мальчики типа него веснушчатые и большеглазые, больше напоминающие детей, нежели юных взрослых, прошедших через пламя вируса и преследующей смерти. Я был ценителем красоты продажной и дешевой, почитателем этих худых и ломаных тел, прошедших десятки постелей, если не сотни. Таким было просто смотреть в глаза. Таких можно самозабвенно трахать и не думать, что сказать наутро, ведь резонно молча уйти, бросив на постель пачку зеленых. Но что-то в нем было такое, что противоречиво тянуло к себе, заставляя сначала беситься, потом уходить в душ, а после пристыженно наяривать под шум воды и забрызгивать спермой гнева и отчаяния вылизанные до блеска холодные стены.
И все бы ничего, но сегодня Малыш, наш огненно-рыжий ирландец-шкаф по имени Броган Уолш, закатывает знатную попойку с блекджеком и шлюхами. В общем, ловецкий состав сегодня обмывает пополнение, и, черт подери, Билл у нас почетный гость, так приглянувшийся Птичке-мозгоклюйке. Зная Малыша, ничего адекватного ждать не стоит. Он крайне щедр на выпивку, отличный кальян и дурь по особым праздникам. Да этот амбал наизнанку вывернется, но ни одна живая душа не выползет из его убежища на собственных ногах этой ночью клянусь. Как всегда ужремся и будем пару дней приходить в себя, хватаясь за головы и сшибая лбом косяки.
Один раз мы даже псилоцибином закинулись. Это такие миловидные грибочки, дающие по шарам первосортными галлюнами спустя минут двадцать-тридцать, как съешь несколько шляпок и ножек. Надо было видеть, как нас тогда вставило. Ямайской ганже (той самой, настоящей, с солнечной Ямайки, пропахшей соленым воздухом Карибского моря) до грибов далековато будет.
Я кое-как выполз из душа и, намотав полотенце на тощие бедра, прошлепал в спальню, потому что забыл взять с собой шмотки. Ничего оригинальнее джинсов с темно-синей рубашкой, болтающейся на мне, как на вешалке, в голову так и не пришло, впрочем, я и не собирался производить впечатление. С Якудзой явно ничего не перепадет. Ни сегодня, ни завтра. Похоже, она слишком озабочена Птичкой, а бабский коллектив штука тотально разрушительная даже в далеком Семнадцатом Районе. Билл и сам был готов. Я выдал ему светло-голубые джинсы и черную рубашку, которую у меня когда-то бросил Бес. Я даже помню, как мы приехали ко мне, вымокнув под дождем, как уличные собаки. Кристиан, и это удивительно, в тот день приехал за патронами, потому что свои расстрелял, а до визита Апостола оставалось еще несколько дней. В общем, надо сказать, шмотки эти парнишку красили, а его лицо, и без того бледное, аж светилось с черной одеждой.
Ну, к слову, можно ехать, сказал я, посматривая на время. Часы показывали почти восемь вечера, а спиваться мы намеревались часов этак с десяти. Малыш далековато живет от моих кварталов.
Ты уверен, что твои друзья хотят видеть меня там? с большим сомнением спросил Билл. Странно, но он будто перехотел ехать. Эй, Ромео, тебя, вообще-то, ждет крашеная шаболда. В