Когда впереди замаячили ступеньки, ведущие на выход и освещенные пасмурным светом оканчивающегося дня, я оглянулся и понял, что шевелящаяся тьма это по меньшей мере два с половиной десятка разъяренных и до смерти голодных Буйных, взбешенных нашим запахом, грохотом стрельбы и тем, что мы заставили бесценного Говоруна зареветь.
Резче! заорал Бес, дергая меня за руку так, что та едва не оторвалась. Шевелись, Олень!
И тогда, когда до света и чистого воздуха осталась лишь половина стальных ступенек, когда доберман по кличке Рич уже вылетел из складских подвалов, я запутался в собственных шнурках и полетел вперед. Последнее, что я смог увидеть тьма и взрыв звезд перед глазами. Последнее, что я смог услышать дикий мат Кристиана.
А потом благословенная тишина.
========== Глава 8 ==========
Правило 71: Ловецкий долг дороже карточного. Тот, кто спас твою шкуру, вправе требовать все, что ему вздумается.
Правило 33: Если ты проснулся в чужом убежище, то либо слишком много пил, либо вляпался в нечто крайне скверно пахнущее.
Я кое-как продрал глаза и разомкнул спекшиеся губы, чувствуя такую невыносимую головную боль, будто бы пил, не просыхая, недели две. Нет, честное слово, точно меня сбила машина и переехала для верности туда-сюда сто тысяч раз. Во что я опять вляпался, черт возьми?
Я пошевелил руками, ногами, приподнял одеяло и понял, что вполне легко отделался, раз тело прекрасно меня слушалось, хотя шевелилось с болью и обзавелось несколькими роскошными синяками вишнево-сливового густого цвета. С какого-то хрена на мне остались только трусы, но слава богу, что моему спасителю не пришло в голову снять и их. Каким-то чудом мне удалось приподняться в постели и окинуть взглядом комнату. Судя по всему, здесь я пока что один. А комната эта, конечно же, принадлежит Бесу, ибо только этот ублюдок мог понаставить на полках черепов и оккультных томов, только его жилище могло провонять ароматическими свечами и старыми пыльными книжками.
Я потер переносицу и мысленно выругался, вспоминая то, что произошло. Мы с Бесом отправились на задание Отца, спустились в провонявшую мертвечиной подземку, наткнулись на забитую трубами комнатенку и ее обитателя новорожденного козла Говоруна, поднявшего хай на весь склад. Стоило этой суке раскрыть пасть, как не меньше двух дюжин Буйных захотели свежей крови и бросились за нами, как ополоумевшие. Бес тащил меня по коридорам, мы пытались отстреливаться, потом полетели по лестнице и
Да еб твою мать! хлопнул я себя
по лбу и взвыл, рухнув в постель и сжавшись в скулящий подбитой псиной комок.
Я запутался в собственных шнурках и полетел вниз. И ничего, кроме вспышки боли, темноты и криков Кристиана, вспомнить не удавалось. Очевидно, сознание меня предательски покинуло, и вот теперь я здесь в койке Беса, с бинтами на башке и озверевшей головной болью.
На то, чтобы прийти в себя и протрезветь от чудовищных ощущений, у меня ушла уйма времени. И лишь как следует отлежавшись, осознав степень собственного кретинизма, я осторожно приподнялся в постели, осматривая мрачного вида обитель Криса.
Да, немногое здесь изменилось с моего последнего визита. Роскошная койка под балдахином из черного бархата, прямо как в фильмах про средневековье, драконов и рыцарей; все те же бронированные окна под решетками, прикрытые темно-бордовыми шторами; пушистый ковер. На стене, помимо коллекционного меча, выкупленного им на каком-то аукционе, висело две здоровенных полки из дорогущего дерева. На них, собирая пыль, стопочками лежали книги в старинных переплетах, а сверху желтоватые черепа, два из которых Бес добыл уже в Семнадцатом, получив выговор от Отца за свои оккультные штучки. Крисси лично отловил двух Буйных, отрезал им головы, выварил их и со временем превратил в две гротескные декорации своей не менее гротескной обители а-ля фильм ужасов.
На огромном кресле помимо пышной подушки лежала аккуратно сложенная черная рубашка. Над тумбой, заставленной оплавленными свечами, висело старинное зеркало в ажурной оправе, отражая меня бледного, полуголого и забинтованного, развалившегося на бесовом лежбище. Единственное, что казалось мне относительно адекватным и относящимся к людям человечным, живым, были фотографии, висевшие на черно-бордовых стенах. Эти вполне жизнерадостные снимки немного разбавляли невыносимый пафос и гротескный эпатаж комнаты и всего убежища в целом. С фотографий мне улыбалась очень милая юная леди с именем Люция Эберт, невероятно похожая на своего горе-папеньку. Маленькая, худенькая, бледная малышка поражала насыщенной яркостью зеленых отцовских глаз и копной волнистых темно-русых волос. Даже будучи ребенком, она удивляла сходством точеных черт лица с физиономией Беса. Особенно это заметно на их общих фотографиях, где Кристиан Эберт, молодой любящий отец, улыбался без присущего ему похабства и маниакальности, обнимая свое бесценное сокровище.
О, ты пришел в себя, Бес появился словно призрак: бесшумно и неожиданно. Я уже начинал волноваться, Олень. Кажется, ты здорово приложился. Сильно болит?
Охренеть как сильно, прохрипел я, наконец отыскав очки и нацепив их на нос. Что вообще произошло? Помню только, как полетел вниз