Думаю, он сказал все, что хотел, произнес Дженнингс после новой паузы. Можно ехать.
Он отвел нас обратно в бунгало, Том забрал заплечный мешок, и мы по наклонному съезду спустились к лодкам. Там ждали Ли с Эбом. Мы все сели в лодку и поплыли к северному берегу. День был прекрасный, почти безветренный, на небе ни облачка. Нас ждала другая дрезина, не та, на которой мы приехали, и стояла она на других рельсах они вели вдоль озера на запад. Мы тронулись. Через некоторое время Том нарушил молчание.
У вас тут целый вокзал, сказал он. Дженнингс принялся описывать каждую милю их железной дороги, но, поскольку названия ничего мне не говорили, я бросил слушать и стал глядеть, когда же появится море. Как раз там, где я ожидал его увидеть, дорога сворачивала, огибая большое болото. К северу от болота был густо заросший холм, и дорога вилась по ложбине к его подножию. Ложбина еще не кончилась, когда Ли нажал на тормоза (я уже научился заранее зажимать уши).
До Ла-Хольи придется идти пешком, сказал Дженнингс. Рельсов туда нет.
Дороги тоже, прибавил Ли.
Мы спрыгнули с дрезины и двинулись по тропке через лес. Это был не просто лес, а скорее то, что Том называет джунглями: папоротники и лианы опутывали тесно стоящие деревья, и каждая замшелая ветка сплеталась с десятью другими в борьбе за солнце. Сосны соперничали с деревьями, каких я никогда прежде не видел. От мшистой тропки тянуло сыростью, на каждом упавшем стволе росли пышные ярко-зеленые папоротники и древесные грибы. Позади меня Том бормотал себе под нос:
Гора Соледад, теперь еще один мокрый северный склон. Все дома смыты. Все в руинах, все в руинах.
Ли, шагавший впереди меня, обернулся и странно взглянул на Тома. Я знал, что означает этот взгляд. Подумать только, Том жил, когда все эти развалины еще были домами. Сам Том ругался на корни под ногами, бормотал и не видел, как Ли на него смотрит.
Дождь и град, боль и смрад, молний блеск и моря плеск, все в руинах. Все эти жуткие сооружения. Ага, вот фундамент. Дом в стиле Тюдоров? В китайском духе? Гасиенда? Калифорнийское ранчо?..
Что-что? обернулся Дженнингс, которому послышался вопрос. Но Том продолжал:
Этот город походил на что угодно, кроме самого себя. Деньги, сплошные деньги, и ничего кроме денег. Бумажные дома; холм только выиграл от того, что с него смыло эту дребедень. Видели бы они его сейчас, хи, хи, хи, хи.
Сразу за перевалом вид изменился. Склон, обращенный к морю, становился положе, образуя мыс. Лес на мысу был вырублен, на расчистке стояли несколько старых домов в окружении новых деревянных. Древние бетонные стены обшили досками, новые домики пристроили к уцелевшим частям старых, так что у одних были толстые кровельные балки, у других большие трубы, у третьих оранжевые черепичные
крыши. Значительная часть новостроек была побелена, а бетонных старичков выкрасили голубой, оранжевой и желтой красками. Открывшийся нам с перевала поселок весело сверкал на фоне синего океана. Мы вышли на вырубку. Здесь тропа расширялась и переходила в заросшую зеленой травой улицу.
Краска, заметил Том. Хорошая мысль. Только вся краска, которую я видел в последнее время, ссохлась в камень.
Уэнтуорт научился ее разбавлять, сказал Дженнингс. Он говорит, тем же способом, каким разводят чернила.
Кто такой Уэнтуорт? спросил я.
Придете увидите, отвечал Дженнингс.
В дальнем конце улицы, прямо над бухточкой, стояло приземистое каменное строение. Из камней была сложена и ограда вокруг него, вдоль ограды росли сосны. Мы прошли через большие деревянные ворота, на которых был вырезан тигр зеленый тигр с черными полосами. За стеной был посажен газон и цветы. Дженнингс открыл дверь и поманил нас внутрь.
Мы вошли в комнату с большим стеклянным окном. Поскольку дверь тоже осталась открытой, внутри было светло, как во дворе. За низким столом человек пять подростков и двое-трое взрослых месили чистое белое тесто, по запаху явно не хлебное. Мужчина в очках с черной оправой встал из-за стола, где давал указания работникам, и подошел к нам. В его черной бороде блестела седина.
Дженнингс, Ли, сказал он, вытирая руки повязанным вкруг пояса полотенцем, с чем сегодня пожаловали?
Дуглас, это Том Барнард э старейший житель долины Онофре. Это к северу от нас. Мы привезли его по новым рельсам. Том, это Дуглас Уэнтуорт, один из самых замечательных жителей города Сан-Диего, печатник.
Печатник, повторил Том. Пожал Уэнтуорту руку. Рад познакомиться с печатником, сэр.
Вы интересуетесь книжным делом?
Еще как. Когда-то я был адвокатом и вынужден был читать книги самого гнусного свойства. Теперь я волен читать те книги, которые мне нравятся, если удается их раздобыть.
У вас большая библиотека? спросил Уэнтуорт, пальцем поправляя очки, чтобы лучше разглядеть собеседника.
Нет, сэр. Книг пятьдесят или около того, но я меняюсь с соседями.
Понятно. А вы, молодой человек, умеете читать? Глаза Уэнтуорта толстые стекла очков увеличивали их до размеров куриного яйца смотрели на меня спокойно.
Да, сэр. Том меня научил, и теперь это любимое мое занятие.