Дочка сотникова, Ярина, из мушкета саданула, Юдка закашлялся, на губах у него выступила кровавая пена, пачкая усы.
Сале порывисто встала, но Рудый Панько, не оборачиваясь, махнул ей рукой.
Сидите, пани ясна, бросьте тугу-печаль, все ладом выйдет! Пан Юдка такой орел, что хоть сала не ест, зато горелку кухлями свищет, его ни християнская, ни жидовская погибель не возьме подавится
Удивительное дело: в здешних краях Прозрачное Слово, прилагаемое к любой визе, действовало далеко не лучшим образом; а в случае со старым пасичником и вовсе из рук вон плохо. Треть сказанного дедом оставалось малопонятным, и приходилось больше догадываться по смыслу.
Сале села обратно, но сидела словно на иголках.
Не в попа, не в дяка кров, мов юшка з буряка, скороговоркой забормотал меж тем Панько, чуть не тычась бороденкой в открытую рану, тою кров'ю гоять раны молодого юнака перший у верши, третий в очерети, п'ятый проклятый
Сале с изумлением вслушалась, даже без смысла вжилась в ритм Пасичник читал заговор! И добро б из простых! Пожалуй, такого не смог бы и покойный к'Рамоль не срывая чужого Слова, подложить свое!..
Добряче тебя дивчина приложила, всякого ей счастья и парубка доброго, странным образом умозаключил Панько, закончив нашептывание и занявшись собственно раной. Безмолвно возникнув в дверях, слуга поставил у кровати медный тазик с горячей водой и вновь исчез. Сале не слышала, чтобы Рудый Панько кого-нибудь звал. То ли слуга сам догадался, то ли дед еще с крыльца распорядился.
В ход пошли остро пахнущие мази, медовые соты, серый порошок с запахом цветочной пыльцы. Лоскуты для перевязки тоже нашлись в торбе, причем на удивление чистые.
Пулю от мушкета, невесть как оказавшуюся в корявой ладони деда, тот аккуратно завернул в платок и спрятал за пазуху.
Ну, ныне узвар сготовим, напоим тебя, пан Юдка, и плясать тебе гопака у меня в хате!
Панько обернулся к исходившему паром тазику, мимоходом мазнув взглядом по застывшей в углу Сале. Только тут до женщины дошло, что вода в тазике кипит и не думает успокаиваться.Вот тебе и дед!
А дед тем временем увлеченно бросал в кипяток горсти сушеных травок и продолжал без умолку болтать, обращаясь в основном к тазу и Сале (консул, похоже, все истории Панька знал наизусть и сейчас впал во временное забытье).
Ты, пани ясна, за пана Юдку не держи заботы! Рудый Панько и живого вылечит, и мертвого подымет!.. Хотя мертвяки дело особое, про них все больше пан Станислав слухать любит Зазовет к себе и просит (слышь, пани ясна, просит! а не велит!): «А ну, диду, набреши-ка мне страшну байку про опырякив!» Ну, про утопленницу там, про дидька лысого, про чорта-немца Рудый Панько баек много знает: что сам видал, что дедусь мой (тоже Рудый, и тоже Панько) по вечерам брехал, что батька Любит он, пан Мацапура, про мертвяков байки, пуще баб с горелкой любит! Прям як паныч из Больших Сорочинцев помню, все у меня те байки выспрашивал да пером гусиным в малой книжечке малевал. После укатил к москалям, аж в самый Питербурх; байки мои там, сказывают, друкует, про души мертвячьи, а народ читает да нахваливает: «Он бачь, мол, яка кака намалевана!» Вот паныч и вовсе-то загордился: шинель напялил, нос задрал и по ихнему клятому Невскому прошпекту гоголем гоп, куме, не журися, туды-сюды повернися
До непутевого паныча
из Больших Сорочинцев и маловразумительной дедовой болтовни Сале не было никакого дела. Ее гораздо больше волновало состояние пана Юдки но консул, кажется, уже начал приходить в себя. Щеки порозовели, обвисшая было борода браво встопорщилась; пан Юдка открыл глаза и, закряхтев, приподнялся на локте:
Ты, Панько, самому турецкому султану баки забьешь! Узвар готов, или как?
Готов, готов, пан Юдка! Пей на здоровьечко!.. А скажи-ка, пан Юдка, чи много нынче народу полегло?
Да десятка два будет, консул, отдуваясь, на миг оторвался от огромной чашки, из которой с шумом хлебал снадобье.
А болтают люди, и чужинцев там двоих положили? в тенорке пасичника вьюнами в бочаге мелькнули странные нотки, не имевшие ничего общего с его предыдущей болтовней. Врут, что и души-то пропащие, не крещеные, не в обиду почтенному жиду?
Положили, Панько, положили. На просеке в снегу и остались.
Добре, добре, меленько покивал дед. Треба будет съездить, глянуть може, на что и сгодятся. Кожушанок им под голову подстелить, чтоб опосля моль не тратила, или лозиной обмерить, для новых ульев
«Вот тебе и дед! вовсе изумилась Сале. В этом Сосуде что, одни некроманты собрались?!»
Съезди, равнодушно кивнул Юдка, возвращая пасичнику опустевшую чашку. Слушай, кликни там кого-нибудь, нехай мне чарку вудки принесут да товчеников, что ли, с карасями! И хрена чтоб не жалели, гои необрезанные!
«Выживет!» с облегчением вздохнула Сале.
«По крайней мере, мне это не грозит», криво усмехнулась Сале.
Дневной отъезд милейшего Стася с раненой девушкой в санях говорил об одном: эту ошибку зацный и моцный пан успел осознать. И если он сумеет сдержать свою поистине звериную похоть
Ладно, завтра выяснится.
Женщина уже собиралась погасить свечи и, отобедав (или отужинав? все перепуталось!), ложиться спать в одиночестве. Хозяин явно решил заночевать в замке, и это Сале вполне устраивало. Не устраивало ее другое: строка вверху заложенной перышком страницы.