В речке сидит водяной.
Я спрашиваю: а мы скоро приедем?
Дядька говорит, что скоро.
Чумак Гринь, старший сын вдовы Киричихи
Нас же теперь трое против одного, подумал Гринь в который уже раз. Нас же трое одолеем. Пусть только уляжется.
Оглянулся и наткнулся взглядом на острый взгляд пана Мацапуры. Будто на шип нанизался.
Шустришь, сердюк? Играть вздумал со старым паном?
В казанке булькала крупа. Дикий Пан пластал ножом кусок настоящего сала где только раздобыл доподлинное сало в здешних краях?
Смотри, сердюк Ты выгоду свою всегда разумел смекни и сейчас. Дома тебя паля ждет, а здесь я тебя при случае нашинкую, как это сальце. Так что думай, что лучше шинкой быть или надворным сотником при пане Мацапуре?
И улыбнулся так, что Гриню мороз пробрал. Намек был с двойным дном или даже с тройным, да только Гриню всех тонкостей все равно не понять.
Кланяйся чаще, сердюк. И панночка твоя целее будет, да и
Красноречивый взгляд на братика. А малой, забыв обо всем на свете, тычет палкой в чью-то нору хомяку не посчастливилось, а может быть, суслику.
да и младеня огорчать не
будем, хитро закруглил пан Мацапура.
Сотникова, ворочавшая ложкой в казане, на мгновение подняла глаза. Дикий Пан расхохотался:
Ох, ясочка глазки сверкают, перец, а не девка. Даром что худющая, что твой патык. Перчику-то подсыпь в кулеш, раз остренькое любишь. Давай-давай, бабе ложка к лицу, а не шабля!
Ярина потупилась. Мацапура, помолчав, добавил:
А ведь, бывало, гостили в замке и такие вот, тощие
Перепачканный жирный нож лежал на чистой тряпице. Этим самым ножом Гринь рассчитывал ночью перерезать путы на ведьме Сало; после слов Дикого Пана ему расхотелось дожидаться ночи. Просто схватить ножик и, не оттирая от шинки, погрузить в живот проклятого душегуба
Эге, размечтался! Бился уже с паном, было такое, до сих пор голова болит.
И Ярина Логиновна тоже с ним билась. Так билась, что теперь даже убежать не может хромая.
И ведьма Сало опростоволосилась. Уж если она не сумела Дикого Пана прикончить никто не сумеет
Эта последняя мысль была как каленое железо. Гринь передернулся.
Сало сидела в стороне, спутанная, как порося на базаре. Лохматая, черная, настоящая ведьма; в зубы ей чорт Мацапура воткнул гладко оструганную осиновую палку, чтобы колдовских слов не могла сказать.
Она и молчала. Затаилась.
Гринь потупился, пережидая острый приступ тоски; спустя секунду на плечо ему опустилась теплая ладошка:
Тебе грустно?
Ладошка Гринь накрыл ее своей рукой была четырехпалая.
Ты не плачь
Тонкие руки кольцом обвились вокруг шеи. Гринь задержал дыхание от братика пахло колыбелью. Домом пахло, матерью.
Ты чего, паря? Он через силу улыбнулся. Запорожец не плачет! Хоть его на шматки режь а он только смеется да люлькой пыхтит.
Сотникова хмыкнула. Мацапура радостно оскалился:
А ведь верно!.. Ну, братчики-сестрички, за вечерю!
Ни дать ни взять, короткая передышка на жнивах. Гриню помнилось собираются жнецы, каждый достает из-за голенища ложку, каждый усаживается на свое место; ах, какой он вкусный, вечерний кулеш, с салом, с солью
Кусок не шел в горло. Напротив давилась кулешом сотникова; пан Мацапура самолично съел чуть не все содержимое закопченного казана, а потом подтащил к костру пленную ведьму. Взял свою шаблю Гриню показалось, что голова ведьмы Сало сейчас отделится от тела, но Мацапура всего лишь освободил пленнице рот.
Кушай, красавица.
Сало жадно выхлебала два ковша воды и съела несколько ложек каши. Все это время Мацапура держал клинок наготове хотя ведьма, скорее всего, уже и не могла говорить колдовские слова. Губы распухли, язык онемел.
Кто же толмачить будет, когда в город приедем?!
Гринь удивился этой своей мысли. Он не собирался ни в какой город. Эх, умела бы сотникова бегать! А так на закорках тащить ее
Если Мацапура спрячет нож, он, Гринь, зубами перегрызет веревки на ведьме. И они убегут. Мацапура с ребенком на руках не догонит их
Потому что братика они бросят. Оставят людоеду на растерзание.
Догорал костер.
Мальчонка прикорнул у Гриня на коленях, и Гринь боялся пошевелиться, чтобы не разбудить его.
И Ярина Логиновна он знал не смыкала глаз.
Оба ждали, пока Мацапура уснет. Ночь длинная.
Правда, ведьма Сало тоже думала, что пан спит. А вот промашка вышла
Шорох. Поднимается грузная тень. Сам зацный и моцный поднимается. Не спится душегубу!
Гринь перестал дышать.
Дикий Пан подошел к телеге. Гринь слышал, как он поправляет одеяло на спящем ребенке. Еще и бормочет в усы миролюбиво так бормочет, почти нежно.
Потом переступает через угли. Идет туда, где оставил связанную ведьму.
Тьма.
Скрип разрезаемой веревки. Возня. Глухой стон женщины, у которой заткнут рот. Снова возня, невнятное бормотание, а потом мерное уханье как будто зацный и моцный дрова рубит.
Заворочался сонный братик. Посыпалась из щелей солома. Гринь на четвереньках выбрался из-под телеги. Темнота глаз выколи. И ни камня под рукой, ни ножа.
Его нерешительность все погубила. Кинулся бы сразу, огрел бы занятого пана каблуком по затылку авось, все и изменилось бы, по-другому бы обернулось.