Впрочем, сотник Логин на боялся ни турка, ни ляха, ни чорта. Душу крещеную жаль только за дочку родную, единственную, и душу отдать не грех.
Попросят отдадим!
Гладко да ладно у тебя все выходит, Паньку! В пекло, стало быть, дорожка проторена, посполитые туды-сюды шастают, ровно по грибы!
Та нет, пане сотнику! Не дорожка, и не посполитые, и не пекло, и не рай, и не шастают. Тут, пане сотнику, великое хотение потребно. Или великая надобность.
Дед-ведьмач замолчал. Потешно встопорщил клочковатые усы, накрутил на палец жидкую бороденку, замурлыкал под нос песенку как будто и не перед паном сотником сидел. Как будто язык отсох у деда, а ведь какой разговорчивый был на площади! Ох, какой разговорчивый!
Будь она проклята, надежда! Оплакал Яринку знал, что не вернуть ее, знал, что делать и как за дочку мстить. Ни на что не надеялся. А тут!..
Рудый Панько оборвал песенку, уставился Логину не в глаза даже в брови. Сотник испытал мгновенную потребность протереть лысину взмокла голова, сейчас капли покатятся, ровно дождик.
Жива твоя Яринка. Не брешу, пане сотнику.
Логин ухватил себя за ус. Подергал, но вырвать не смог крепки усы оказались, даром, что седые. Закусил зубами жестко, солоно на вкус.
Рудый Панько поерзал на лавке. Темными, будто деревянными ладонями огладил полы алой свитки:
Ты, что ли, Панько, в пекло меня за дочкой сведешь?
Я дорожку указал, отозвался дед серьезно. А сведет тебя умный жид Юдка, ему над переходом власть дана. А еще сопроводит тебя тот заброда, пан Рио, он оттуда, с того бока, и приперся до нас.
Рука пана сотника, будто наделенная собственной волей, скользнула за пояс. И вот уже в пригоршне золотая цацка, что с пекельного выходыша Рио сорвана, и хотел же кузнецу отдать, кузнецу!..
И сотню черкасов, сказал сотник, сам дивясь своим словам. Хлопцев с собой возьму. Они у меня хоть в пекло, хоть
Звиняй, пане сотнику, а не дал бы ты Паньку сюю цяцю? Знатная цяця, только к чему она тебе? Еще беда какая приключится!..
Сотник помолчал. Глядеть на медальон было неприятно, будто в мертвые глаза глядишь.
Беда! Какая уж тут беда, когда все мыслимые беды уже приключились?!
То возьми
Выпустил чортов медальон из рук легче стало. Хоть и ясно, что одной золотой безделкой, да еще и чужой, с ведьмачом не расплатишься.
Сколько ж ты за службу запросишь, дед?
Рудый Панько закатил глаза:
Ш-ш-ш
Вспомнил сотник, как Яринка, годиков пять ей было, с коня упала. О камень ударилась, лобик разбила в кровь, батька рядом был кинулся на помощь, с Агметкой столкнулся, тот тоже подскочил. А девчонка носик морщит, плоский, утиный, слезы глотает молчит, не ревет. «Ничего, говорит, батьку. Ничего!..»
И затрещал седой ус так прикусил его лихой пан сотник, который ни турка не боится, ни ляха, ни чорта.
А, пропадай душа! Пропадай душа христианская!
Была бы шапка кинул бы о пол. А так притопнул только, да на ведьмача, который тоже с лавки поднялся, поглядел, будто похваляясь: на, подавись!
За дочку не пожалею!
Рудый Панько усмехнулся и очи у него были, как болотные огни.
А третий огонь золотая цацка на шее.
Логин подхватился, будто и не спал. Голова, словно свинцом налитый казан, клонилась снова к столу но рука уже нашла рукоять «ордынки»; уже готов был сотник рубить все, что движется. Турки?
Ф-фу ты, какие турки? Собственная хата, пустая, осиротевшая. Так и задремал сотник под образами, прикорнул уже под утро, когда петухи по всему селу просыпались.
Гвалт, пане сотнику! Бунт!
Бунт?! Та что ты мелешь, Ондрию? Разве сечевики?..
Какие сечевики, пане сотнику?! Бабы!
Бабы?!
Натянул жупан. Подпоясался; голова гудела, и разноголосый шум, доносившийся снаружи, делался то громче, то тише.
А ведь к чарке вчера и не притрагивался!
Так и есть, бабы. И у плетня, и за плетнем, у кого топор в руках, у кого орущий младень, у кого коромысло
Хотя и хлопцы тоже есть. И черкасы, и сечевики; мнутся в стороне, в землю смотрят, грызут усы, и шапок не снимают, наоборот, до бровей насунули.
Логин встал на пороге, не зная еще, яриться или шутить; в одночасье нахлынул вой затыкай уши.
Насупился сотник. Под этим взглядом и турецкие паши, бывало, язык прикусывали а бабам хоть бы что. Орут и глазами сверкают, ровно кошки, будто каждая третья ведьма.
Да так оно, наверное, и есть.
Открыл было рот прикрикнуть, да не стал понапрасну горло драть. Сейчас накричатся, дуры, уймутся
Не унялись.
Ты, пан сотник, велел жида Юдку, душегуба пейсатого, миловать?
Ты, пан сотник, велел страту остановить?
А-а-а, людоньки, Хитцы-то как погинули, и Гонтов Яр!..
Ироды, людоеды!
А у нас семь душ сиротами в одном только дворе!..
Хлопцев наших воронам отдать да волкам!
Четыре сына, да муж, да зять, домовинами весь двор
Никогда не отступал сотник Логин а тут невольно отступил. Бабы, все как одна, повязаны были черными платками. Словно стая галок.