Пухля! вскрикиваю я, хватаюсь за грудь и сжимаю область сердца. Почему я больше не чувствую ее?
Сенсорные двери не успевают полностью разъехаться, когда в проеме появляется высокая фигура волка. Широченным плечом он толкает дверную панель, и она разлетается в щепки. Его шерсть, колючая, грубая, с темными полосами, приподнимается на загривке.
Симпатичную морду исполосовали шрамы. Они не уродуют, наоборот, добавляют характеру. Одна отметина рассекает бровь, другая тянется вдоль челюсти, а самая длинная уходит под воротник капитанской униформы, так и подначивая спросить, в какой именно момент его жизнь пошла не по плану.
Это не Никель! Нутром чую! рык, похожий на раскат грома, сотрясает стены. Кто ты такая?!
Я не успеваю даже моргнуть, как сильная лапа хватает меня за шкирку и поднимает в воздух.
Ай! визжу я, размахивая в воздухе грациозным хвостом, словно белым флагом. Сейчас же опусти меня на землю, псина вонючая!
Вольф, что ты делаешь?! вступается Лант, но тут же получает два последовательных удара в солнечное сплетение, отчего сгибается пополам.
Селен снова щелкает затвором, но теперь пушку наводит на Вольфрама.
Знаешь, куда я тебе сейчас ее засуну? Сложить оружие, это приказ капитана! Волк даже усом не ведет в ее сторону. Словно плюшевую игрушку, он перекидывает меня из одной лапы в другую, чуть наклоняется и медленно обнюхивает.
Его дыхание горячей волной обрушивается на чувствительную кожу на ушках, пробираясь сквозь тонкие ворсинки меха. Я замираю, внутри медленно разливается вязкое, раскаленное напряжение. Оно подчиняет меня первобытному инстинкту древнему, глубинному, вплетенному в саму природу моего нового тела.
Вольфрам вдыхает глубже, задерживает воздух, словно хочет запомнить мой запах. Его нос касается моей шеи, свободная рука неспешно скользит вдоль ключицы. Жар его прикосновений обжигает сильнее, чем любой электрический разряд. По коже прокатывается волна мурашек, дыхание сбивается, срываясь на едва слышимый стон. Сердце стучит слишком быстро.
Напряжение внизу живота превращается в плотный узел. Я чувствую, как по спине пробегает горячая волна, а пальцы едва заметно подрагивают. Меня очень пугает реакция тела: оно отвечает на каждое прикосновение, будто это естественно. Будто ему это нравится.
Вольфрам раздраженно ухмыляется, едва заметно приподнимая уголки губ. Рука сильнее сжимает мою шкирку, когти впиваются в мою кожу не больно, но так, будто он хочет удостовериться, что я действительно состою из плоти.
Ты. Не. Никель. Вольфрам сжимает пальцы, и моя кожа болезненно натягивается. Волчье чутье никогда меня не подводит!
На миг он задерживается, как будто хочет
сказать что-то Но вместо этого резким движением отбрасывает меня на холодный пол. Воздух вырывается из легких, запоздалый протест застревает в горле. Кожа, еще мгновение назад пылавшая от его прикосновений, теперь будто замерзает, и этот контраст только сильнее выбивает из равновесия. Я должна злиться, но почему-то в груди расползается странная пустота.
Только между нами: мое тело хочет, чтобы он схватил меня снова.
Глава 5. Тем временем на Земле
Я сижу на измятой больничной простыне, прижимая к себе человеческое тело, которое служило Никель временной земной оболочкой. Да, внешность изменилась, а воспоминания затерлись, но Ушастая все равно осталась собой.
Измученная болезнью фигура выглядит умиротворенной и как никогда полной сил. Кажется, жизнь вот-вот ворвется обратно. Но ведь не должна Все уже сделано. Устройство штатно отработало и перенесло энергию неугомонной астрофурии домой, на «Хаос-Вектор» последний островок мира в галактике Каппа-Зенит. Там Никель должна вспомнить все, а верные друзья ей с этим помогут.
Я перебираю в голове расчеты. Линейная инверсия процесс сложный, нестабильный, завязанный на сотни тончайших параметров. Мы знали о рисках, готовились к перегрузкам, к потере связи, даже к тому, что после перехода потребуется время на восстановление ресурсов. Но утрата памяти была исключена, ведь воспоминания астрофурии встроены в саму структуру ее энергии.
Я провожу пальцами по волосам Никель, вдыхаю запах, который теперь кажется самым родным.
Я люблю тебя, ухмыляюсь и шепчу то, что хранил в сердце годами: земными и световыми. Прожить с тобой этот короткий миг на голубой планете было настоящим чудом.
Готово. Признался в любви девушке, которая навсегда растворилась в глубинах космоса. А я хорош!
Во всей Вселенной не сыскать закутка, где мы могли бы быть вместе: я человек, она астрофурия. Природа наших чувств подчиняется разным законам. Там, среди звезд, мы можем дружить, доверять друг другу, сражаться за правду и развивать науку, но быть вместе никогда. Астрофурии не испытывают любви к людям. Преданность да! Привязанность абсолютно. Но не любовь. Так говорила не только логика. Так говорила она.
Я замечаю, как уголки ее губ дрогнули. А вот и галлюцинации! Неудивительно последние недели я почти не спал, работая над инвертором. Дни и ночи, проведенные в самодельной лаборатории, слились в один сплошной калейдоскоп вычислений.
Пять земных лет назад я спустился за Никель, сумел спастись, и с тех пор моя жизнь была подчинена одной цели: доставить астрофурию на «Хаос-Вектор». Я изучал чертежи, конструировал модели и разрабатывал технологии, используя при этом лишь земные ресурсы. У меня не было доступа к сверхпроводникам, плазменным реакторам и топливу нулевой точки приходилось искать обходные пути, изобретать то, что казалось невозможным в земных реалиях. И я был уверен, что у меня получилось!