Гутен морген, Яров, услышал он ломанную русскую речь. Я вижу, ты наливаешься здоровьем. Молодость, молодость, как она сильна! Ей нипочем телесные и духовные раны, пролитая кровь, пережитый страх смерти. Говорят, грехи молодости крепко мстят потом, когда жизнь человека покатится к старости. Но до нее надо дожить. И не просто тянуть лямку в бедности и рабском бесправии, а жить весело, беспечно. Без денег такая жизнь немыслима.
Гестаповец пощупал пульс, не глядя на часы, как обычно делают врачи, больно задрал веко, осмотрел повязки, заставил несколько раз сесть на койке и вновь лечь на спину.
Все идет хорошо. Яров, довольно сказал он. Впереди тебя ждет светлое будущее, сытая, беззаботная, уютная жизнь, девочки, рестораны. Но сначала ты выполнишь одно наше задание. Пустяк для храброго солдата, сущий пустячок.
Яров насторожился и все время молчал, пока самоуверенно ворковал толстяк, ничего общего, пожалуй, не имеющий с медициной. Да и вся его наигранная деликатность и обходительность выглядели надуманным и вместе с тем наивным фарсом.
Задание? Какое? тихо спросил Иван, чуть приподнявшись с кровати.
Если хочешь жить, ты должен проникнуть в один партизанский отряд. Документы у тебя будут надежные. Ты выходишь из окружения, ведь верно? Случайно набрел на партизан и пока решил побывать с ними. О всех планах отряда будешь сообщать нам через надежного человека. Пароль и документы получишь перед отправкой. Гестаповец помолчал, сверля Ярова острым взглядом, добавил: если откажешься, тебя расстреляем
Яров отверг спасение собственной жизни путем измены
Их втолкнули в землянку, и они повалились на прелую вонючую солому у входа. Мертвая тишина стояла вокруг, только стоны да вздохи изредка нарушали ее.
Видать, последние часы доживаем. Как ты думаешь, Иван? спросил рослый сильный казах Имаш, его звали просто Мишей, и он втайне гордился этим уважительным отношением однополчан.
Не тужи, земляк, тихо ответил Иван Яров, чему быть не миновать. Братцы, набирайтесь сил на дорогу.
В могилу, крикнул кто-то мрачно.
Не знаю куда, а топать придется.
Друг другу сделали перевязки из нательных рубах, разодранных на бинты.
С ржавым скрежетом отворилась дверь в подземелье последний приют пленников. Луч света, проникший сквозь мрак, осветил бледные лица смертников. Они сидели на земляном полу, прижавшись друг к другу. Гестаповский офицер приказал всем выйти. От белого снега после затхлой темноты слезили глаза.
Быстрее, быстрее, орал немец, подталкивая узников в строй, но строй не получался. Обессиленные валились с ног. Гестаповец выстрелил в самого слабого, небольшая колонна выровнялась и, хрустя снегом, двинулась в сторону леса.
Оружие, во что бы то ни стало, оружие! Отобрать у конвоира, ухлопать автоматчиков и бежать. Дерзкая мысль звала к решительным действиям. Яров повернул голову в сторону шедшего сбоку фашиста. И тут что-то тяжелое ударило ниже затылка. В глазах сверкнули искры, кровь хлынула из раны и залило лицо. Удар в плечо свалил его головой в глубокий снег, он не почувствовал ни боли, ни холода. Ему кажется, где-то далеко-далеко, за лесом стреляют.
Фашисты вплотную подошли к убитым. Ивана с силой ударили по ноге.
Рус капут!
Щелкнул затвор винтовки, раздался выстрел. «Звери! выругался Иван, добивают!»
Снова выстрел. И на этот раз пуля предназначалась не ему. Он ждал своей участи, теряя сознание. Фашисты, очевидно, посчитали его мертвым. Они покурили на месте расстрела и, не торопясь, ушли.
Кругом тишина. Иван осторожно поднял голову, открыл глаза. Вокруг никого. Вдруг он услышал стон, вздрогнул от неожиданности и тут только понял, что сознание медленно возвращается к нему. Он прислушался, пытаясь стряхнуть давящую в затылке тяжесть. И застонал непроизвольно и громко. Сквозь туман, застилавший глаза от боли и кромешной круговерти в голове, он услышал скрип снега, приближающиеся шаги. Сейчас грянет выстрел, его добьют. Но выстрела не было. Иван увидел ноги в изношенных армейских сапогах,
поднял голову.
Имаш, прошептал Иван опухшими губами, живой!
Могучего сложения солдат сделал несколько шагов, наткнулся на молодое деревце, обнял его да так и замер стоя. Губы шептали:
Иван, прощай
Он не договорил. Под тяжестью дюжего тела упругое деревце сломалось, и Имаш свалился в снег. На его спине кровянилось огромное пятно. Яров взял руку друга, но пульса не нащупал.
Прощай, Имаш, прощай, буду жив отомщу
Шатаясь, Иван пошел в глубь леса
Чудом тогда уцелел Иван, хоть и была война, стреляли в него. А теперь мирное время. Чего же бояться? Но если бы Ярову в свое время была известна ориентировка на сбежавшего бандита, вероятно, он действовал бы осторожнее. В ней указывалось: «Рецидивист. Мстительный, наглый, грубый, хитрый, озлобленный, вспыльчивый, лживый». И дальше: «Смелый, настойчивый, способный подчинять себе других, на путь исправления не встал».
Вот и бледные огни видны в избах, а к дому, где поселился Даниил, ехать еще да ехать по ухабистой дороге. А в самой деревне милицейская машина уже видна в синеватой дымке наступающих сумерек.