Мы уже перешли на «ты», разговор наш временами перебрасывался на разные темы, но неизбежно возвращался к роману. Николай очень интересовался, как мы с Марком Колосовым правили его роман. Когда я рассказывала, как мы выкидывали из романа разного рода «красивости», он весело хохотал и с тем же лукавым юмором посмеивался над неудачными словами и оборотами.
Гоните их, гоните эти словеса! Какое-нибудь этакое «лицо, обрамленное волной кудрей» Фу, от этого же действительно руки зачешутся!
Потом сразу сказал серьезно и вдумчиво:
А знаешь, откуда берутся такие шероховатости? Скажешь, от недостатка культуры? Это да, но прими во внимание еще одну причину
одиночество в творческом смысле Начал-то ведь я один, на свой страх и риск. Как мне дорого теперь, что у меня будут товарищи по литературе! О недостатках, о недостатках моих побольше! Надо их побольше отовсюду вылавливать!
Он спрашивал, как удалась ему композиция романа в целом и отдельных мест, диалоги, описания природы, подчеркивания характерных черт отдельных героев, какие «прорехи» у него в области языка, сравнений, метафор, эпитетов и т. д.
Каждый вопрос показывал, что он не только читал и думал о проблемах художественного творчества, но и в отношении многих из них был уже сложившимся человеком. Он совсем не походил на некоторых наших «молодых», которые нередко просто не знают, что и почему они любят и ненавидят, чем обладают, о чем хотят говорить.
Он как раз знал все это очень хорошо.
Да и как же иначе? Кто этого не знает, тот работает вслепую! возмущался он. Брови его беспокойно двигались, он взволнованно вскидывал ресницы и опять, и снова казалось мне, что черные глаза его видят, что они ясны, зорки, неутомимы.
Прославленный ты писатель или начинающий, о самом главном ты всегда обязан помнить: чем, мол, именно книга моя помогает гигантской работе партии, комсомола, советской власти, общества? Отвечай на этот вопрос точно, четко, будь к самому себе беспощаден!.. Если ты перед самим собой не умеешь быть правдивым, если не знаешь, как ответить, какая тебе цена после этого?
Минуты, часы летели незаметно. Уже несколько раз я собиралась уходить, боясь, что Николай утомится. Но какое-нибудь слово или замечание, сказанное «напоследок», опять разжигало беседу. Она перескакивала с предмета на предмет, как бывало часто с людьми, которые только начали узнавать друг друга. Но разговор то и дело возвращался к роману, к будущим его главам, к работе над второй частью. Я уже совершенно забыла, что нахожусь в комнате безнадежно больного человека.
Он рассказывал о своих творческих заботах, назначал себе сроки, задания и я при виде этой совершенно огненной энергии и радости не только не пыталась, но даже забыла его хоть в чем-нибудь уговаривать или укрощать его.
Зачем? Напротив, я была бесконечно рада, что у нас в журнале «Молодая гвардия» появился писатель какой-то коренной наш, старый боевой комсомолец, художник-большевик, человек необычайно ярко выраженного и идейного и морального склада, свежий и сильный талант.
Вот почему мне хотелось не ограничивать, а, напротив, помогать ему расширять его планы передо мной был сильный человек, волевой, закаленный.
Как сейчас слышу этот глубокий, напоенный счастьем и гордостью голос:
Вот я и опять в строю!.. Это же самое главное! Я опять в строю!.. Какая замечательная жизнь, какая жизнь открывается!..
Пока я ехала домой, в ушах у меня, как песенная мелодия, звучали эти слова: «Какая жизнь открывается!»
В последующие встречи, до отъезда Николая в Сочи, передо мной еще глубже раскрылись образ мыслей и характер этого замечательного, мужественного человека.
Сдержанно, не вдаваясь в подробности, как будто дело шло о самых обыденных вещах, он рассказал, как однажды он «убедился, что выбыл из строя».
Высказывать своих чувств я, понятное дело, не мог: домашним моим и без того не легко. Особенно тяжело было сознавать, что ты отстал от товарищей. Сначала захаживали ко мне Придут, газеты почитают, новости расскажут Потом все реже, все меньше. Я, конечно, и не подумал обижаться на этих ребят что же, работы у них много, люди здоровые, молодые, жизнь манит Вполне естественно В некоторых людях, правда, пришлось разочароваться но об этом жалеть не приходится: по крайней мере знаешь, что ждать тут нечего. Ясность во всем дело очень полезное.
Голос его звучал спокойно, даже чуть насмешливо: и эти страдания он преодолел.
С особенной теплотой и нежностью он говорил о старом большевике Иннокентии Павловиче Феденеве:
Чем я мог отблагодарить его, чуткого, прекрасного, за всю его заботу обо мне? Он будет у меня в романе, во второй книге Фамилию изменю, а имя так и оставлю: Иннокентий Павлович. Старику это будет приятно, как ты думаешь?
Еще бы!
Так это и было. Во второй части романа Павел Корчагин знакомится с Леденевым. В образе Леденева, «высокого богатыря с седыми висками», нетрудно узнать Иннокентия Павловича Феденева.
«У Корчагина и Леденева была одна общая дата: Корчагин родился в тот год, когда Леденев вступил в партию. Оба были типичные представители молодой и старой гвардии большевиков. У одного большой жизненный и политический опыт, годы подполья, царских тюрем, потом большой государственной работы; у другого пламенная юность и всего лишь восемь лет борьбы, могущих сжечь не одну жизнь. И оба они старый и молодой имели горячие сердца и разбитое здоровье».