Среди взрослых и молодежи сновали ребятишки младшего школьного возраста. Вечер для них был слишком серьезен, и они, насытив свое любопытство разглядыванием членов президиума, довольно скоро обратились к своим делам. Четверо мальчишек, заметив, что строгая билетерша куда-то исчезла, увлеклись игрой. Двое из них заняли два крайних стула в третьем, а двое в четвертом ряду и поочередно подбрасывали вверх меховой мячик, сшитый из двух кусочков рыжей и белой овчины, и приговаривали: «Заяц, лиса заяц лиса» Ребята так увлеклись своей игрой, что их шепоток и смех разносились по всему залу. На них возмущенно шикали. Они затихали на минуту и снова принимались за свое. Павел Петрович читал с трибуны один из новых своих сказов «Тараканье мыло». Его тихий голос то и дело заглушался громким шепотом разыгравшихся ребят: «Лиса заяц» Рассердившись наконец на этих неугомонных нарушителей порядка, я спустилась в зал, подошла к ребятам и приказала им следовать за собой. В клубном
фойе я принялась стыдить их: хотя они и школьники младших классов, но уже должны понимать, как бессовестно с их стороны мешать Павлу Петровичу, и т. д.
Ребята присмирели, а один, самый маленький, с курчавым каштановым хохолком на макушке, виновато посмотрел смышлеными карими глазами и обезоружил меня следующими словами:
Тетя, да ведь мы совсем маленько и поиграли-то вот я десять раз лисой был, а зайцем всего четыре А лисой быть часто никому не охота плохо!
А чем же это плохо? спросил спокойный голос, и мы увидели Павла Петровича, вставшего за колонной. Улыбаясь, он смотрел на ребят, и взгляд его выражал живой интерес. Чем же плохо, что ты всего четыре раза был зайцем?
Ух, как это плохо! горячо сказал мальчик. Если белый мех кверху значит, я в зайцы выхожу, если рыжий значит, я лисой становлюсь. А если часто лисой бываешь значит, зайца она съела значит, ты вроде съеденный. Понятно?
Вполне, улыбнулся Павел Петрович. Кому охота быть съеденным!.. Ну, а если ты чаще бываешь зайцем, то, значит, ты живой?
Да! Значит, я убежал от лисы!
Понятно-о! раздумчиво протянул Павел Петрович и вдруг нежно, будто про себя усмехнувшись, произнес: Когда я мальчишкой был, мы, помню, похоже, как и вы, играли
И он, казалось растроганный этим неожиданным воспоминанием, рассказал по просьбе ребят несколько случаев из своего далекого детства. Подошли и еще какие-то ребята, и все сгрудились около старого чародея уральских сказов и слушали его, взволнованные, зачарованные, как полвека назад слушал он сам, покоренный чудесными сказами дедушки Хмелинина. Как я досадовала потом на себя, что, заслушавшись вместе с ребятами, не записала, что называется, по горячему следу этих нескольких новелл о детских играх, этих прелестных экспромтов, полных красок, юмора и светлой радости детства
Радость-то человеку всегда нужна, как воздух и пища, даже и в трудное, военное время, сказал Бажов по другому поводу.
Было это в начале зимы 1941 года. После литературного вечера в клубе Уралмашзавода мы не торопясь шли по улице заводского городка: Павел Петрович, фольклорист В. А. Попов и я. В. А. Попов завел разговор об уральском песенном фольклоре, который ему хотелось собрать.
Что ж, песни ведь никуда не делись, произнес Павел Петрович, как жили в народе, так и живут. Да вот стойте, стойте
Он прислушался и довольно усмехнулся, указывая на ярко освещенные окна в первом этаже одного из больших каменных домов. В открытые форточки окон слышалось веселое хоровое пение.
«Чарочку» поют, пояснил Павел Петрович и, обращаясь к фольклористу, добавил: Вот вам, старинная уральская песня. Застольная, на свадьбах поют.
И мне эта песня была с детства знакома, но сейчас мне было неприятно слышать ее, как неприятен был и веселый шум, доносившийся на улицу. В душе еще были свежи впечатления нашей московской жизни: и грозовое лето и осень сорок первого года, бомбежки, бессонные ночи, строгий и напряженный строй жизни. После всего этого свадебное веселье (за тюлевыми занавесками все было отчетливо видно), эта застольная песня, веселый шум за столом показались мне в первую минуту даже чем-то несовместимым с переживаемым временем. Со свойственной ему чуткостью Павел Петрович сразу заметил это настроение, но, не удивляясь, спросил:
Выходит, значит, если война, так молодые люди жениться не смей? Ага, вы так не думаете? Очень хорошо. Значит, вы за тихую свадьбу посидеть за столом, вчерашнего пирога поесть и отправляйтесь, гости, восвояси?.. Нет, вы так тоже не думаете?.. Значит, свадьба как свадьба. Мы ведь не знаем, может быть, жениху-то скоро на фронт идти. Будет воину о чем вспоминать и он еще злее ведь от счастья его враг оторвал! будет бить, громить врага. А может, жених и невеста оба на Уралмаше работают, эти двое из сотен тысяч наших тружеников. Счастье-то ведь человеку всегда дорого, радость-то человеку всегда нужна, как воздух и пища. У этих двух молодоженов работа теперь еще спорее пойдет, а для государства очень важно они ведь какие-то части наших машин делают
Мы уже далеко отошли от дома, где была свадьба, а Павел Петрович продолжал говорить о ней: