Литературные премии: премия Шарля Вейона. Кавалер французского Ордена искусств и литературы.
Ален де Боттон человек успеха, это как-то сразу бросается в глаза в его доме (расположенном, правда, в довольно уродливом районе по лондонским меркам, конечно), в подчеркнуто стерильной обстановке. Кажется, собственно литературные амбиции его теперь уже не занимают, а на первый план выходят социальные проекты. Последняя книга «Две недели в аэропорту» (де Боттон действительно на две
недели поселился в аэропорту и занимался описанием своих впечатлений) лишний раз это подтверждает.
Насколько типична история вашей семьи для британского писателя?
Пожалуй, это несколько необычно то, что я фигурирую среди британских писателей. Как нетрудно понять по моему имени, родом я не из Британии: приехал сюда, когда мне было восемь лет, до этого рос в Швейцарии, мой родной язык французский. Детство моего отца прошло в Египте; он принадлежал к еврейской общине, обосновавшейся там много веков назад. В моих корнях, как видите, намешано много и это отчасти характерно для нового типа британского писателя. В прошлом данное понятие было принято ассоциировать с выходцами из Индии, из имперских колоний. Однако Лондон стал городом настолько космополитичным, что сегодня тут можно встретить людей в том числе писателей откуда угодно. Себя я отнес бы скорее к европейской культурной традиции литература континентальной Европы привлекает меня сильнее, чем английская.
Вам известны какие-нибудь семейные легенды?
В нашем роду не было каких-либо запоминающихся легенд по крайней мере, до меня они не дошли. Предки по отцовской линии в средние века были вынуждены бежать из Испании; их разбросало по разным частям Средиземноморья, включая Египет. 37 Кто-то из них, по-моему, был раввином когда-то давно. Иными словами, в семье всегда почитались литература и знание.
Вы ощущаете на себе влияние иудейских традиций?
Я вырос в еврейской семье, где придерживались секулярных традиций. Тем не менее чувство некой отстраненности всегда присутствовало. Культура играла важную роль в моем детстве, только шло это все не от религии, а от литературы. В наши дни во многих еврейских семьях да и не только еврейских литература в некотором смысле заменяет Бога и священные книги. В моей семье к литературе относились с настоящим благоговением.
Французский ваш родной язык, однако вы пишете на английском?
Сейчас я, наверное, не смог бы писать по-французски так, как по-английски, ведь учился я по большей части в Англии. Но свобода языка осталась: я могу читать французские книги в оригинале, а это, как мне кажется, весьма важно. Французская культура мне чрезвычайно близка в большей степени, чем тамошняя жизнь вообще, люди, политика. У меня с Францией роман на почве литературы. Впрочем, то же можно сказать о многих писателях. Ведь Франция страна, создавшая столь необычную, столь замечательную литературу, которая уходит корнями в глубину веков.
И любимый ваш французский писатель Пруст?
Марселя Пруста многие считают писателем весьма скучным и непроходимо сложным из тех, кого обычно все собираются прочесть, но так и не читают. Это превратилось в расхожее мнение: великая книга, на которую почему-то не обращают внимания, которая не имеет никакого отношения к жизни людей. Я впервые прочел Пруста в восемнадцать лет, едучи в поезде. Мне досталась от друга книжка, дешевое издание в мягкой обложке, и я решил почему бы не почитать. Как только начал, язык автора тут же поразил меня своей интимностью. Книга не производила впечатление какого-то монументального сочинения, пугающего, холодного наоборот, казалась очень теплой и близкой. Первые 50 страниц повествуют о мальчике, который ложится спать и хочет, чтобы мама подошла и поцеловала его на ночь. Подобные детские воспоминания есть, наверное, у каждого о том, как лежишь и ждешь, чтобы мама поцеловала тебя на ночь. И я подумал: да ведь это замечательно! Это вовсе не имеет отношения к так называемой объективной, холодной литературе. И чем дальше я читал эту книгу, тем больше подпадал под ее очарование. В некотором смысле она, подобно многим другим книгам, изменила мою жизнь так, как это умеют книги. Так бывает, когда читаешь и вдруг начинаешь смотреть на окружающее по-новому начинаешь замечать вещи, которые заметил бы сам автор. Тем самым автор превращает тебя в человека более чувствительного. Прочтя Пруста, оглядываешься и вдруг ага! замечаешь, как шевелятся листья или как люди разговаривают. Это детали, на которые мог бы обратить внимание Пруст. Так происходит со всеми писателями: читаешь Толстого, читаешь Шекспира каждый из авторов замечает то, что его окружает. В чтении прекрасно то, что писатель, если угодно, одалживает нам свои очки, через которые мы способны увидеть кучу нового. У меня возникла идея написать такую книгу якобы пародию
на пособия по самоусовершенствованию, но на самом деле серьезную. Я назвал ее «Как Пруст может изменить вашу жизнь». Шуточное заглавие, но в действительности, если копнуть поглубже, там все абсолютно серьезно. Книга, я считаю, должна менять жизнь пусть так оно и будет. И пусть это будет хорошая книга.