Марта же, «сияя и смеясь», нисколько не обескураженная тем, что несколько раз подряд уже «сорвалось», объяснила Францу «сияющую разгадку» свой план. Она готовилась к отъезду «плавно, строго и блаженно», сожалея только о том, что «отстранение Драйера обойдётся так дорого»4262 (увы, это будет стоить ей собственной жизни). Наконец, Драйер, настраиваясь на отпуск, снова, остро, отчаянно, страстно переживает невозможность, из-за Марты, бросить всё «продать и баста» и ринуться в большой, влекущий его мир. Очень скоро эта мечта станет осуществимой.
Последние две главы романа это каскад, феерия «знаков и символов», сначала то ли под видом каких-то лирических настроений и мимоходных наблюдений, случайных, необязательных знакомств, и обычных для курорта забав и развлечений, а то и просто житейского разговора, обмена репликами. Но постепенно, по нарастающей, а затем и с намеренной демонстративностью и пафосом становятся слышны тромбоны судьбы. Перенасыщенность текста двойными смыслами, из которых неявный, подспудный, является судьбоносным, создаёт впечатление разыгрывающейся за видимостью обыденного фантасмагории.
Драйеру на трёх подряд начальных страницах двенадцатой главы «ни с того ни с сего стало грустно», он «уже несколько раз чувствовал этот нежный наплыв грусти. Правда, это бывало с ним и раньше но теперь это случалось как-то по-особенному». Эрика когда-то называла это чувствительностью эгоиста, который других может унизить, обидеть, а вот сам чувствителен к пустякам. И вот снова «волна грусти».4271
Увидев на пляже нищего фотографа, который кричал: «Вот грядёт художник, вот грядёт художник Божией милостью!» он и о себе подумал, что, «может быть, стареет, что-то уходит, чем-то сам он похож на фотографа, чьих услуг никто не хочет».4282 Рядом Марта: «Ведь только протянуть руку, и тронешь её волосы. А нельзя. Есть деньги, а путешествовать нельзя. Ждут его не дождутся в Китае, Италии, Америке».4293 Похоже, что Драйер начинает осознавать, что он находится в ситуации жизненного кризиса, что достойная его таланта самореализация может не состояться.
Собираясь к морю, Драйер купил большой мяч и плавательные пузыри. Играть в мяч к ним троим присоединились двое молодых людей танцмейстер и студент, сын меховщика. Марта учила Франца танцам и постоянно ходила к нему в кротовом пальто теперь, по-видимому, эти двое агенты ей в поддержку. Танцмейстер сбил мячом синие, от солнца (символически от «солнечного» Драйера) очки Франца (чтоб не прозревал!) «очень все смеялись, очки чуть не утонули». Потом Франц и Марта поплыли вместе очень далеко, а стоявшая рядом с Драйером незнакомая старушка «в одном нижнем белье» по этому поводу почему-то очень волновалась (некий прообраз матери Франца?). И Драйер почему-то тут же решил, что нужно непременно научиться плавать (подсказка интуиции?). Солнце, агент Драйера, «растерзало ему спину» (чтобы на следующий день не лез в воду), но Марта сказала, что «завтра пройдёт непременно навсегда». «Да, конечно (думает он) кожа окрепнет». Драйер дурно спал эту ночь, горела спина, и, закрывая глаза, он «видел воронку, которую они выкопали, чтобы будка стояла уютно», в понимании Марты, «уютно» это без него, Драйера. Завтра утром нужно выиграть пари. Глупое пари. Марта таких вещей не понимает завтра это будет доказано».4304
Весь этот пассаж немногим больше, чем полстраницы. Практически в каждой строчке, в каждой фразе намёк, предупреждение, пророчество непредсказуемых потусторонних или природных сил, и слепота, неведение, искажённые представления людей, в особенности тех, которые верят в неукоснительные планы.
Драйер беспокоится: «Не пошёл бы завтра дождь. Барометр падает, падает». Он всё ещё дорожит хоть каким-то вниманием жены, тем, что она «согласилась с ним поиграть и не отказалась в последнюю минуту из-за дурной погоды, как он втайне боялся».4311 Марта сказала, что, пожалуй, пойдёт дождь, и стала торопить Драйера: «А то ещё польёт дождь» она явно забыла, как долго и тяжело она болела, почти с осени и до весны. А между тем, по балкону уже многозначительно «гулял ветер». И Драйер по слогам читал фамилию
одного из постояльцев гостиницы: «По-ро-кхов-штшт-коф».4322
Момент критический вот-вот должно состояться «глупое пари», и автор готов напрямую вмешаться в ход событий через своего представителя, некоего «иностранца» Пороховщикова, сама фамилия которого, однако, совершенно не согласуется с той скромной функцией надзора, в которой признавался Набоков в предисловии к американскому изданию романа. Надзирателю, самое большее, пристали ключи от камер, а не пороховой заряд. А ситуация, в самом деле, будет взорвана в последний момент.
Марте не терпится: «Пусти, я не могу выйти» (Драйеру). Франц, в очках и халате, на взгляд Драйера, похож на японца (камикадзе?). Драйер, как всегда, легкомысленный и щедрый, даёт партнёрам по пари пятнадцать минут форы и не очень-то заботится, застанет ли его звонок из конторы о деле на какие-нибудь сто тысяч. Но звонок, «случайно», застаёт творческий риск всегда на стороне Драйера, уж об этом автор позаботится.