Морнов мне не нужно!»1741 17 января: «Любовь моя, я возвращаюсь в среду Мне осталось полторы сцены Я никогда не думал, что буду грезить о Берлине, как о рае земном Мне почему-то кажется, что мы с тобой скоро будем очень счастливы Сейчас опять засяду за Морна. Боже, как хочется тебе почитать Неистово и бесконечно люблю тебя Люблю».1752
И, наконец, последнее (от 24 января) всего за три дня до возвращения в Берлин письмо, но ему не терпится сообщить Вере, что «Морн» посвящается ей: «Толстая моя черновая тетрадь пойдёт к тебе с посвящением в стихах. Косвенно, какими-то извилистыми путями эту вещь внушила мне ты; без тебя я бы этак не двинул Я всё твёрже убеждаюсь в том, что the only thing that matters в жизни, есть искусство».1763
«Трагедию господина Морна» Г. Барабтарло определяет как явление «неожиданного шедевра», в котором «Набоков обнаруживает не по возрасту мощное мастерство, и где же? не в прозе, но в драме, да ещё и в стихотворной!».1774 По его мнению, «эта драма в стихах, с развёрнутым прозаическим описанием, есть узловая станция на пути от ранней поэзии Сирина к последовавшей тотчас серии его рассказов и затем романов. Отсутствие такой транзитной станции очень ощущалось, так как трудно было объяснить столь скорый и резкий скачок качества его писаний после 1923 года».1785
Биограф Веры Стейси Шифф, сопоставляя переводы, опубликованные Верой летом 1923 г. в «Руле», замечает: «Если и роднит что-то По с Райновым, так это восхищение запредельной жизнью, царством реальных теней, которое простирается за нашим иллюзорным существованием».1796 Таким образом, уже тогда Вера «косвенно извилистыми путями» отправила Набокову весть, что он не одинок в своих метафизических поисках, что ей они тоже близки. Через год, в письме от 17 августа 1924 г., вспоминая о посещении с Верой могилы отца, Набоков пишет ей: «Когда мы с тобой в последний раз были на кладбище, я так пронзительно и ясно почувствовал: ты всё знаешь, ты знаешь, что будет после смерти, знаешь совсем просто и покойно, как знает птица, что спорхнув с ветки, она полетит, а не упадёт И потому я так счастлив с тобой И вот ещё: мы с тобой совсем особенные; таких чудес, как знаем мы, никто не знает, и никто так (курсив в тексте Э.Г.) не любит, как мы».1807
Вера, «в известном смысле», и оказалась той «узловой станцией», на которой определился дальнейший маршрут жизни и творчества Набокова. В ней он, наконец, обрёл не только «необманную» любовь, но и достойного его интеллектуального и духовного уровня диалогического партнёра прямую речь прямой Веры. На тесную и жёсткую для него платформу под вывеской «Драма» Набокова вынесло после обильных стихотворных излияний по поводу «недоплаканной горести», оставшихся безответными. Он и изначально чувствовал в Светлане «дымку чуждости», но надеялся (в стихотворении «Ты»), что хотя:
Далече до конца,
но будет, будет час, когда я, торжествуя,
нас разделявшую откину кисею,
сверкнёт твоя душа, и Счастьем назову я
работу лучшую, чистейшую мою.1811
Но спустя немногим более года, 7 марта 1923 года, он сетует:
Бережно нёс я к тебе это сердце прозрачное. Кто-то
в локоть толкнул, проходя. Сердце, на камни упав,
скорбно разбилось на песни. Прими же осколки. Не знаю,
кто проходил, подтолкнул: сердце я бережно нёс.1822
Где-то между этими двумя между надеждой и отчаянием обращениями к Светлане, среди прочих, посвящённых ей стихов, есть одно стихотворение 1922 г., названное «Знаешь веру мою?». Год спустя оно пришлось точь-в-точь по мерке Вере! Вот последние его строки:
полюблю я тебя оттого, что заметишь
все пылинки в луче бытия,
скажешь солнцу: спасибо, что светишь.
Вот вся вера моя.1833
В «Морне» Набоков уже явно разделял эту веру с Верой. Ещё из Праги он писал ей, что как только вернётся в Берлин, попробует «Морна» издать. Он пытался, ему не удалось. Даже помощи Гессена и двукратно устроенных чтений оказалось недостаточно, чтобы в каком-либо виде оставить эту, чрезвычайно насыщенную, исключительно содержательную драму запечатлённой. Впервые она была опубликована лишь двадцать лет спустя после его смерти, на родине, в журнале «Звезда».1844
Понятно, что в Берлине 1924 года возможности публикации резко сократились. Но ведь публиковались же, несмотря на убывание числа издателей и читателей, другие опусы Сирина стихи, рассказы: «Моя писательская карьера начинается довольно светло. У меня набралось уже 8 рассказов целый сборник», пишет он матери в июле 1924 г.1851 Остаётся ощущение, что Набоков не так уж и добивался публикации «Морна», что было что-то в самой пьесе, в чем он не был уверен, что интуитивно воспринималось
им как пробное, как нащупывание пути, но ещё не сам путь. «Морн» был разносторонне одарённым, но всё же новорождённым, только-только тяжело выстраданным детищем. Он нуждался в благоприятных условиях и времени для развития заложенных в нём разнообразных задатков. Сокровище, может быть, и не стоило так уж выставлять на показ, а приберечь, постепенно, со вкусом взращивая его лучшие качества. Что, в сущности, и произошло. «Морн» стал как бы стартовой площадкой того «метеора», каким вскоре зарекомендовал себя Сирин, вызывая недоумение и негодование двух Георгиев Адамовича и Иванова, полагавших, что столь стремительный и чересчур плодовитый взлёт подозрителен и неправдоподобен. «Морн» оставил после себя такой «продлённый призрак бытия», который давно и с удовольствием отслеживается специалистами во множестве его ипостасей и на протяжении всей творческой биографии Набокова.1862 «То, что Набоков оставил эту вещь неопубликованной, замечает Г. Барабтарло, интересно и быть может значительно само по себе, независимо от причин».1873