В камере немедленно распространился запах отторгнутой пищи и окаменевших носков. Не в силах выносить булькающий храп, я раздраженно толкнул лежащего. Не подействовало. С таким же успехом я мог бы пинать мешок с цементом.
В этот момент за дверями послышались шаги. Я не хотел, чтобы меня видели праздношатающимся из угла в угол, поэтому принял горизонтальное положение, натянул на голову пиджак и притворился спящим.
Квадратное окошко открылось.
А здесь двое, раздался голос. Того, что справа, задержали пэпээсники. Его завтра от нас переведут. Нарушение паспортного режима. Жил под чужим именем и пытался идиота из себя корчить. Другого подобрали на улице. К утру протрезвеет, составишь протокол и выгонишь взашей.
Окошко закрылось, но дежурные, старый и новый, по-прежнему стояли под дверью.
Ну все, Толян. Все двенадцать задержанных налицо. Принимай. И спасибо тебе, что согласился подменить. Сам понимаешь, у меня дежурство, а жену в роддом увезли. Ждали только на будущей неделе, а она уже собралась. Я Перепелкину звонил и Яцко не захотели подменить. Только ты. Так что за мной два дежурства в твою пользу.
Не переживай. Все нормально. Дуй в свой роддом, а то к самому главному опоздаешь. Желаю, чтобы был пацан.
На кой мне пацан, у меня их уже двое Оба оболтусы.
Ну тогда пусть будет девка.
Вот за это спасибо. Бывай, погнал я.
Выслушав этот нехитрый житейский разговор, я опять вспомнил о варианте «а-ля Павка Корчагин». «А почему бы и нет?» рассудил я. Сменщик-то,
решивший посреди дежурства прийти на выручку своему коллеге, моего лица не видел. Зато мой уставший соседушка одного со мной роста, разве что малость потолще. Совсем чуть-чуть.
Преодолевая брезгливость, я стянул с соседа штаны, не забывая во время процедуры прислушиваться, не приближается ли к дверям клетушки бдительный дежурный. Переодевание, хоть и оказалось хлопотным делом, прошло без помех. Только когда стал перекладывать пьяного сокамерника на свое место, тот перестал храпеть, разомкнул веки, поморгал осоловевшим глазом и буркнул:
Ты кто?
Дед Пихто, пояснил я и, чтобы привести его в прежнее бессознательное состояние, отвесил ему короткий, но хлесткий удар в челюсть.
Успокоив пьяного, я несколько минут стоял перед шероховатой стенкой, собираясь с духом. Наконец, глубоко вздохнув, провел левой щекой по колючей штукатурке. Боль обожгла лицо, а на стене осталась кровавая полоса. Кажется, вышло. Через какое-то время царапины подсохнут, щека припухнет будет в самый раз.
Под утро, когда я уже сидел на скамейке, для пущей убедительности образа держась обеими руками за голову, загремели ключи, проскрипели дверные петли. Уставший и равнодушный голос произнес:
Что, Сидоренко, не спится? Вставай, на выход.
Ой, мля! ответил я.
Вставай, вставай. Темницы рухнут, и свобода нас примет радостно у входа, подбодрил меня на редкость образованный дежурный с погонами капитана милиции. Ну и рожа у тебя.
Анальгина нету?
Ишь ты! Может, еще сто граммов попросишь?
Не помешало бы.
Извини, не припас. Дома тебе будет и анальгин, и все остальное.
Выходя, я обратил внимание, как капитан глядел на отвернувшегося к стене соседа по камере, но подходить к нему близко не стал. Я прошел в конец коридора, где на длинной скамейке сидели с опухшими лицами еще три человека, один другого краше, а напротив них второй мент. Я не помнил, был ли он накануне вечером, когда меня привели, или нет, поэтому старался держаться к нему боком. Мне вручили уже наполовину заполненный бланк протокола.
На.
Что с этим делать?
Заполни графу «Объяснение».
Что писать? Я в первый раз в таком состоянии. Перебрал
Все вы в первый раз. Что писать, говоришь? Что все пишут. Вот у них спроси, товарищи опытные.
Я посмотрел в протоколы опытных товарищей. Объяснение у всех были стандартные, ограничивающиеся одной фразой: «Вчера вечером я выпил триста грамм водки и опьянел». Я старательно переписал все нужное, но, желая быть хоть немного оригинальным, заменил водку коньяком.
Собрав все протоколы, дежурный стал выдавать вещи. Я получил грязную расческу, в которой не хватало доброй половины зубьев, связку ключей, кошелек с несколькими монетами и пропуск производственного объединения «Маяк» на имя Сидоренко Дмитрия Ивановича, инженера-электрика с такой расплывчатой фотографией, что сам черт не разобрал бы, кто там запечатлен.
Вот здесь еще распишитесь, сказал капитан, раздавая всем бумажные клочки, в том, что все вещи вам возвращены в целости и сохранности и претензий вы не имеете.
Постой, начальник, а где остальные деньги? У меня вчера много было, сам не зная почему, с неожиданной наглостью выпалил я.
И я У меня тоже деньги оставались! подал голос еще кто-то из троицы.
Что было то сплыло, сухо отрезал дежурный, пить надо меньше. Давайте подписывайте, и чтобы через минуту духу вашего здесь не было. А будете выпендриваться, еще на сутки закрою, без жратвы и прогулок в сортир. Все, повторять не собираюсь!
Повторять и не требовалось. Особенно мне. Покидая ментовку, я оглянулся на выпустившего меня капитана. Честно говоря, не без сочувствия: тяжелый ему предстоял денек. Как поется в песне: «Капитан, никогда ты не будешь майором».