Послушайте, начал комиссар, кто его знает, а вдруг он замышляет самоубийство? Я пойду и арес
Он не окончил фразы. Доктор поднял руку со своеобразной торжественностью. Его глаза горели как фосфор.
Тшш! прошептал он. Ради бога, не делайте глупостей! Скажите мне: когда вы его нашли мертвым, окно в крыше было открыто?
Глупостей? раздраженно переспросил комиссар. Нетрудно пересчитать те глупости, которые я сделал на протяжении моей карьеры, а теперь
Да я имею в виду вовсе не вашу карьеру, хриплым голосом прошептал доктор, а будущность юноши. Как вы думаете? Каково быть несправедливо обвиненным в смерти своего собственного отца? Ответьте мне, было ли окно в крыше открыто, когда вы нашли его мертвым?
Если вы хотите знать, проворчал комиссар, оно было открыто. Но если вы думаете, что кто-нибудь мог проникнуть в дом таким путем, не оставив следа на сырой земле внизу, или по крыше, или через окно
Кто-то проник сюда! воскликнул доктор. Скажите мне, не заметил ли кто-нибудь из неспавших обитателей дома сияния в воздухе?
Уж не вошел ли кто-нибудь, не оставив следа? повторил комиссар. Осмелюсь
спросить вас: а ушел он таким же путем?
Да он и не уходил вовсе, ответил доктор. Ответьте на мой вопрос: не заметил ли кто-нибудь сияния в воздухе?
Нет, насколько мне известно. Уж не прилетел ли убийца на аэроплане? Объясните же мне: каким
Но доктор уже не слушал его. Он выхватил из кармана газету одну из вчерашних газет с сообщением подробностей смерти. Но не ими интересовался он. Его глаза стремительно бегали по строчкам, напечатанным мельчайшим петитом, которыми заполняют несколько пустых квадратных миллиметров. Коротенькая заметка: «Ночное небесное явление».
Есть! Есть! вскричал он.
Цветущее лицо комиссара было пропитано иронией, как роза медом, когда он ответил ему:
Вот как! Нашли? Вы, конечно, нашли и виновника, который проходит сквозь запертые двери, убивает без всякого повода и исчезает, не оставив следа? Кто же это? На какую фамилию прикажете написать ордер об аресте?
Доктор поднял с пола какую-то вещь, что заставило его спутника непроизвольно отступить.
Я никогда не утверждал, что преступник исчез, ответил он. Знаете ли вы, что покажет химическое исследование этого камня? А то, что он состоит из силиката с вкрапленными в него осколками самородков никеля. На чье же имя вы выпишете ордер об аресте? Я не знаю. Можете выписать его на имя громовержца Юпитера или на какой-либо из разлетевшихся вдребезги астероидов, как вам будет угодно.
Глаза комиссара стали круглыми, как флорины.
Вы думаете, пробормотал он, вы действительно думаете, что
Я думаю, что Джеймса Фиц-Роя постигла достойная его смерть, ответил доктор Циммертюр, кладя обратно предмет, поднятый им с пола. Любой химик в какие-нибудь пять минут установит, что этот камень не что иное, как обломок метеорита. Из глубин небесного пространства этот камень со свистящим шумом ударил в человека, который своим неопытным умом пытался постичь бездну. Если не ошибаюсь, это первый удостоверенный случай смерти от действительно сверхъестественной причины. Но загадка решена. Пойдемте. Я устал, надо чем-нибудь подкрепиться.
5
Я сделал донесение, сказал он наконец. Камень исследован и выставлен в музее при полиции вместе с газетной заметкой о ночном световом явлении. Позвольте мне поблагодарить вас как от имени начальства, так и от меня лично. Но все-таки одно мне
Доктор с вопросительным видом поднял веки.
Как мог предвидетьэто? Помните клочок бумаги, который я вам показал? Разве можно угадать по звездам?
Доктор улыбнулся.
А сон Аллана? Разве он не исполнился? Можно ли видеть во сне то, что потом сбудется? Удовольствуемся тем, что напишем post, а не propter. Но одно действительно странно: это то, что лунатик проснулся, не рухнув на землю. Упади он но да послужит это мне впредь уроком. Ваше здоровье, милый друг, и спасибо за признание моих заслуг!
Случай шизофрении
1
Доктор Циммертюр плюхнулся на стул в своем уголке, поеживаясь от холода.
Ужасная погода! Повеситься можно. Остерхаут, пробормотал он кельнеру, и тот меланхолически кивнул ему в знак согласия. Дайте мне бутылочку «Lacrimae Christi»!
Лампы еще не были зажжены; в широкое окно, выходившее на улицу, было видно, как мимо проносился поток людей беспорядочно, без определенного плана, с неподвижно выпученными глазами, как у рыб в аквариуме. Через несколько столиков от доктора разговаривали два коммерсанта: голландские слова вылетали из их ртов с шумом, как жирные пузыри, выделяющиеся из болота.
Ну и страна! Ну и страна! А язык-то каков! раздался внезапно чей-то голос рядом с доктором. Сыр, сыр и трижды сыр! Поэзия! Разве сыр может что-нибудь смыслить в поэзии? Единственное, что шевелится внутри них, это сырный клещ. И зачем такой сын огня, как Цезарь, отвоевал эту страну от лягушек и водяных крыс? Да, да, зачем? И ведь его земляк описал этот народ и язык, никогда не побывав здесь: «Quamquam sunt sub aqua, sub aqua maledicere temptant!» Ква-ква! Суб-суб! Вот ваш язык, лягвы и водяные крысы, и вы достойны только проклятия! Вы понимаете, сударь, что я говорю? Странно! Неужели голландец способен смыслить в чем-нибудь другом, кроме сыра, брильянтов и опять-таки сыра!