Возьми. Секи его до тех пор, пока не признается, где драгоценности его матери.
Неферхотеп переглянулся с Кхепурой. Семеркет пристально за ними наблюдал. Потом над толпой разнесся четкий голос писца:
Я не могу.
Таков закон! прогремел Квар.
Я не могу его высечь. Рами не мой сын.
Все строители гробниц задохнулись. На лицах их отразилась вся гамма чувств от потрясения до злорадного веселья. Ханро прижала руку к горлу, на котором пульсировала голубая жилка.
Довольно я прятал от деревни мой позор, продолжал Неферхотеп тем же ясным голосом, хотя и приняв позу сраженного горем. В моем доме было высижено кукушечье яйцо. Отец Рами Панеб. Моя жена мне неверна. Десятник Панеб должен наказать своего сына.
Семеркет немедленно понял истинный смысл слов Неферхотепа. Ханро следует обвинить в супружеской измене и схватить. Драгоценности исчезли; а теперь и главная свидетельница, способная дать показания против строителей гробниц, тоже исчезнет с глаз долой.
Яростный рев Панеба застал всех врасплох.
Ах ты, ублюдок! закричал он Неферхотепу. В свое время ты заставил меня выполнять ужасные вещи но ты не можешь заставить меня сделать это!
Десятник выпрямился во весь свой внушительный рост, выхватил у Квара ветку акации и стиснул ее так, что побелели костяшки пальцев. Палка засвистела, рассекая воздух, когда он ринулся вперед.
Неферхотеп пустился бежать. Он прорвался сквозь толпу строителей гробниц и припустил вниз с холма к деревенским воротам.
Остановите его! на бегу умолял он односельчан. Кто- нибудь, остановите его! Он сумасшедший!
Но никто не вмешивался.
Панеб перехватил Неферхотепа у ворот, саданув палкой по плечам. Писец завопил, как заяц, попавший в челюсти гиены, споткнулся и покатился по песку, пытаясь защитить лицо.
К тому времени Семеркет и Квар догнали богатыря-десятника и вцепились в его руки, но тот продолжал молотить Неферхотепа, пока пот не выступил у Панеба на лбу. Меджай в отчаянии бросился между десятником и писцом. Последний немедленно воспользовался шансом и, взметнувшись на ноги, припустил сквозь деревенские ворота, а потом по улице.
Панеб отшвырнул нубийца в сторону, как ребенка, промчался за Неферхотепом по всей главной улице, пинками отшвыривая в сторону горшки и мусор у дверей домов. Вслед ему лаяли собаки, взбудораженные всеобщим смятением и криками.
Писец достиг своего дома как раз, когда Панеб его догнал. Неферхотеп влетел в дверь и задвинул засов.
Выходи, Неф! заревел десятник, молотя в дверь. Мне уже приходилось убивать что значит для меня еще одна смерть? Я уже проклят, что бы ни случилось. И все это благодаря тебе!
Десятника удалось усмирить Квару и другим меджаям: Панеб получил по голове тупым концом копья и упал, оглушенный. Нубийцы связали его, просунули под веревки шест и понесли безумца на плечах, как будто он был пойманной антилопой.
Квар отдал приказ связать также и Рами. Когда это было сделано, отца и сына доставили в тюрьму в казармах меджаев на краю Великого Места.
Семеркет и Квар долго не могли говорить. В конце концов, повернувшись к нубийцу, Семеркет прошептал:
Проклятье! Что, по-твоему, там только что случилось?
Позднее в тот же день до них дошли вести, что Ханро схвачена делегацией женщин под предводительством Кхепуры. Ее забрали, вырывающуюся и сыплющую проклятьями, и отвели в темницу, находившуюся в дальнем конце деревни. Драгоценности исчезли. Это случилось и с главной свидетельницей, как и предвидел Семеркет.
Квар приступил, наконец, к действиям.
Пора снова показать, кто тут заправляет делами, сказал он.
Тем вечером звук тяжелых шагов застал врасплох строителей гробниц. Поняв, что это не духи, жители деревни выбрались из домов и вытаращились на отряд меджаев, шагающих по улице в две колонны. Воинов, крепко сжимавших копья, возглавлял сотник Ментмос. У одного из проулков нубийцы повернули туда, и несколько мгновений спустя раздался громкий стук в дверь. Из-за стен донеслись удивленные вопли Кхепуры, потом сердитые крики ее сыновей. Строители гробниц испуганно уставились друг на друга.
Люди начали собираться посреди улицы, перепуганные и молчаливые,
и тут снова появились меджаи. Ко всеобщему ужасу, жители деревни увидели, что нубийцы ведут мужа Кхепуры, золотых дел мастера Сани, со скованными руками. Воины бесцеремонными тычками гнали Сани к северным воротам. Лицо его было таким страшным, что соседи с трудом узнавали его. Наемники грубо отпихивали с дороги тех строителей гробниц, что попадались им на пути.
Исполненные муки вопли Кхепуры летели вслед меджаям:
Сани! визгливо орала она. Сани!
Но меджаи продолжали гнать перед собой мастера наконечниками копий. Толстуха рухнула на улице, выкрикивая снова и снова имя мужа, вокруг нее стояли ее сыновья.
Он хороший человек! выла она. Верните его мне!
Квар оглянулся, ожидая увидеть сердитую толпу, но вместо этого заметил, как семьи жмутся друг к другу в проемах дверей. Лица людей были такими покорными, будто их самые страшные опасения наконец-то сбылись.
Когда Квар увел Сани, Семеркет выскользнул из дома Хетефры и покинул деревню. Дул резкий ветер, пустыню освещал только свет звезд. На горизонте нависли дождевые тучи. Где-то в Великом Месте раздавалось высокое тявканье шакальей стаи, рыщущей в поисках добычи. Прищурившись, чиновник вгляделся в ту сторону и увидел темные силуэты зверей, резвящихся далеко в песках. Время от времени шакалы останавливались, выкапывали грызуна или личинку, а потом снова бежали вперед, порыкивая друг на друга.