Командующий Понятно На него сверху давят: война закончилась, новая власть собирается из Гудермеса переезжать в Грозный. А как переезжать, если фугасы на дорогах, по ночам обстрелы, народ местный не знает, кому верить: учителей стреляют, глав районов вместе с семьями пускают под нож, ментов и прокурорских рвут. Комендантские озверели окончательно, с ума посходили. Ээ, да что там говорить
У Старого рынка водитель влетел в яму тряхнуло. Колмогоров чуть не в стекло лбом.
Сашка, мать смотри, черт!
Виноват, тащ
тут быстрее бы надо.
Впереди замаячил бэтер с десантом на броне; у обочины солдаты с щупами.
Водитель кивнул в их сторону:
Вон, товарищ полковник, централка. Саперы из центральной комендатуры топают, филинские. Чегото днем их понесло
Не успел водитель договорить, как вдруг все смешалось: впереди, там, где только что был виден бэтер и солдаты, ярко вспыхнуло. Из серого облака поднялся к небу черный бархатистый гриб, сразу вслед оглушительно громыхнуло.
Завизжали тормоза.
Колмогоров руками вжался в панель: с колен на пол полетели фуражка, папка с документами.
Накаркали, мать Давай к обочине ну!
Тяжелый бронированный кузов повело юзом; водитель, вцепившись в баранку, выровнял машину, нацелившись на разворот, бешено закрутил рулем. Возле подорванной брони стрельнули, потом еще и еще; тяжело закашлял пулемет. Колмогоров жестом удержал водителя, приказал остановиться у вывернутого бордюрного камня, метрах в ста от подорванной брони. «Такое вот, Вовик, резюме», по лицу своему Колмогоров провел рукой, по щеке: щетинистая щека колючая, а ведь с утра брился! Нервы, нервы
Один из охранников, здоровяк Тимоха, придерживая берет на голове, выскочил из машины, огляделся сунулся обратно:
Товарищ, полковник, не нада здесь стоять. Поехали. Центральную комендатуру, саперов, ихнюю броню накрыли. Они с дуру и по нам могут.
Застрочили бешено автоматы.
Отставить, Тимофеев, сказал. Вызывай базу. Аликбаров, дуй за машину, задний сектор держи. Сашка, он кивнул водителю, здесь стоишь.
Громадина Паша Аликбаров, сибиряк из красноярцев, он в полтора раза больше Тимохи, но ловок, и двигается быстро, с пулеметом примостился у обочины. Потрогал ленту и, примерившись, от пояса дал несколько коротких очередей вдоль улицы по верхушкам деревьев. Тимоха обернулся на выстрелы: увидел, как побежали с перекрестка от рынка люди; некоторые, присев на месте, вытягивали руки в их сторону открывали рты, скалили зубы.
Паша, пониже возьми. Им, сукам, весело.
Длинная очередь скосила ветки прямо над головами любопытных. Те кинулись врассыпную.
База, Тимоха прижался щекой к рации, подрыв на Победе. Саперы с централки.
Минут через десять подскочили две брони с ленинской разведкой.
Стрельба стихла.
Колмогоров, связавшись по рации с разведкой, выбрался из машины. Махнув Тимохе, зашагал прямиком к подорванному бэтеру.
Убитых, двоих молодых солдат без касок одного с вывернутой челюстью и почти сорванным скальпом, другого с бордовым в черную точку обожженным лицом и мокрой кровяной грудью уложили рядышком поперек тротуара.
С «двухсотых» уже сняли разгрузки.
Они лежали с раздавленными взрывом грудными клетками, впавшими животами, синими пальцами рук, отрешенные от всего земного. И уже никто к ним не подходил, не смотрел не пытался перевернуть, положить удобней.
Раненых оказалось трое.
Броня разведчиков с «тяжелым» унеслась в Северный госпиталь.
Двое легких офицер и немолодой солдат сидели прямо на асфальте, близко от горячей дымящейся воронки. У солдата бинтом подвязан был подбородок; солдат заваливается на бок, неловко вывернув ногу, держится обеими руками за бинты и тихо стонет.
Возле офицера возится медсестра.
Колмогоров подошел и стал близко за ее спиной.
Медсестра женщина молодая, миловидная: волосы пучком на затылке, вся она опрятна, крепка телом. Видно, как туго ходят лопатки под форменкой. Работает без суеты и нервов. Все обычно все как всегда: крутит бинтом вокруг головы офицера.
Колмогоров, оказавшись близко к молодой женщине, смущенно убрал взгляд в сторону. Та же, заметив коменданта, нахмурила тонко вырисованные брови.
Иващенко, позвала она, ну, чего вы ждете? Забирайте бойца, там серьезный перелом.
Шустрый паренек, по фамилии Иващенко, замешкавшись вначале, махнул комуто и бросился к раненому солдату, помог подняться.
Светлан Пална, щас мы. Я понял.
У раненого офицера по щекам и подбородку размазалось красное; он молод, очень худ, круглые очки делали его похожим больше на студента, чем на военного. Кровь сочилась из носа; офицер затыкал ноздрю ватой и смущенно смотрел на распущенный лоскутами правый рукав; он дрожал, как будто от холода, поправлял пальцем спадающие с носа очкивелосипеды и говорил скороговоркой:
Ттолько поцарапало и обожгло, он сильно заикался. Я ппочуствовал горячее по локтю. Кто ддвухсотый, раненые?
Народ на перекрестке, будто стая ворон, разлетелись, перепуганные выстрелами; как стихла стрельба, загалдело,
говорил спокойно, держался уверенно строго глядел на армейского полковника; со стороны казалось, что разговор полковнику неприятен, и тот терпит заковыристого прокурора, только потому, что так положено.