Шурочка спиной к нему; плечом повела, когда он стал рядом.
Мать переживает начал Иван издалека. За Жорика тоскует. Она жалела его, малой потому что был. Батя гонял его А тебя не узнать, подобрела в смысле, ну, то есть он смутился. Давно не виделись.
Да уж, соскучилась прям, отшутилась Шурочка. На домашнем и ты раздобреешь. Носит тебя А я помню, как на моей свадьбе ты стоял, где георгины у вас, а мы мимо шли. А Болота, охальник, стал поперек улицы и не пускает. Помнишь? Глаза у тебя
Что глаза? бычится Иван, суровость нагоняет, прячется со света
в темень.
Да такие же волчачьи. Страсть! Как взглянешь, аж мурашки, она передернула плечами, потянула на грудь платок.
Какие есть. К бате претензии.
Почувствовал Иван, что, на самом деле, Шурочка добра к нему. Разговоры строгие так, для виду, чтоб не возомнил себе: чтоб не подумал о ней, что кидается она, разведенка, к первому встречному. Хоть и не случайный человек Иван, а так положено этикеты и все такое. Из дома народ повалил. Болота громче всех горланит, увидел Шурочку.
Аа, саседка!
Потянулся к ней лапищами, а от самого чесночиной прет и самогонкой. Иван сморщился: галдешь такой ему не кстати сейчас.
Меняа не любишь?
Шурочка уперлась ему руками в грудь и толкает, отшучивается. Гомонится народ на крыльце.
Уйди, дурак, дай с человеком поговорить.
Болота фокус навел на Ивана.
Братан, ты не обижай ее. Ух, не любит она меня. А тебя полюбит? Шиш. Она праавильная!
«Расцветаали яблани и груши, паплылии туманы»
Его окликнули:
Болота, пошли с нами, водки пожрем.
«Выхадиила на берег Катюша»
А пойдем Ванька, за раками поедем? Да не нынче. Как тогда, помнишь? и пошел Болотников старший с компанией, пошатываясь и подпевая себе под нос про берег крутой и орла степного сизого.
Шурочка засобиралась идти.
Пойду я, там Ленчик, сына у мамы моей. Он не любит когда меня долго нет, и будто вспомнила важное: Вань, ты жалей мать. Она и по тебе переживает, думаешь, не понимает, как ты намаялся?
И сказала она последние слова так, будто все переживания материны знакомы ей, и показалось Ивану, что сама она за него печется. А почему? Да кто так сходу поймет бабью душу, страдания ее печали? Молод Иван ему рано пока разбираться в таких житейских тонкостях.
Ну, с приездом тебя, слава богу, пойду.
Иван решился.
Ты это провожу что ль?
Шурочка замерла на вздохе, шагнула с крыльца.
Чего уж, два дома идти Ну, впрочем, как пожелаешь.
Они пошли по улице. Может, и угнетало обоих неловкое молчание, но вечер был один из таких, когда не нужно слов. И ночь завладела миром. Сонным, ленивым брехом перекликались дворовые собаки, замычала корова, гдето рявкнул и заглох мотоциклетный мотор. Ветер утих, и недвижимый, уставший от дневной суеты воздух наполнился запахом цветущих акаций. Отпели соловьи свои любовные трели. Стихли звуки. Птицаночь вольно раскинула свои черные с крапинами ранних звезд крылья.
Они шли медленно.
Иван взял Шурочку бережно под локоть.
Кочки, ямы. Витька по грязи вечно нароет своей «буханкой», вроде как оправдался Иван.
Мимо Болотниковых двора прошли, и уже вслед им неожиданно в наступившей ночной тишине брехнул цепной кобель Шалый дурной, короткохвостый азиат. Шурочка ойкнула и прижалась к Ивану.
Кобелина чертов! Вся порода у них такая брехучая! Как иду, знает, а все одно кидается Что ты, что
Иван, воспользовавшись моментом, вдруг с силой обхватил Шурочку, притянул к себе. Поискав губы, нашел быстро впился в них жадно, будто боялся, что отнимут у него, не разрешат
Уснули они, когда отголосились третьи петухи, а на улице младший Витька Болотников завел и прокатил под окнами тарахтучую «буханку».
Когда Иван открыл глаза, Шурочки рядом не было.
Хлопнула дверь гдето в доме пахнуло стряпней с кухни.
Иван потянулся. За стенкой послышались голоса, один детский. Иван подумал: Шурочкина мать Ленчика привела. Стало ему неловко: задрал одеяло до подбородка.
Шурочка вошла в комнату с кружкой в руке.
Иван сощурился, вроде как со света. Она присела на кровать.
Выпьешь? Иван скривился. Не бойся, не похмелка. Молока холодного тебе принесла. Я пьяниц страсть как не люблю.
Иван глотнул из кружки, и от затылка оттянуло тяжесть. Допил большими жадными глотками.
Самато вчера Тебе на работу?
Нуу! В кои то веке Какая работа? Сегодня ж воскресение, она ласково ткнула его в лоб. Проснулся А ты полежи еще. Или твои искать станут?
Чего станут, я малой что ли?
Шурочка улыбнулась, потянувшись, полной белой рукой провела по одеялу, где был живот Иванов.
Дурачок ты. Вы ж для матери всегда малые. А тебе покушать надо, а то и вояка из тебя теперь никакой, да и работник она еще раз критически глянула на всего Ивана, и закраснелось ее лицо. Хотя нет, работник из тебя получится.
Слова эти смутили Ивана окончательно. Он кивнул Шурочке на стул, где лежала одежда. Сказал, что пойдет, что пора уже. Да и пацан может увидеть его.
Ни к чему это, Иван заискал глазами. Рубашка где?
Поглажу, подождешь? Ой,
гараж. Когда вошла Иванова мать, обе примолкли, а потом бухгалтерша, как бы невзначай, и спросила, мол, скоро свадьбато? Мать отшутилась. На этом все шурымуры и закончились.