Краем глаза я вижу, что Том смотрит прямо перед собой, и на его лице написано «не втягивайте меня в это».
Я сворачиваю на объездную дорогу вокруг Лонг-Эштона. Я ничего не могу сказать. И не то чтобы я не хотела проводить время с мамой, но сейчас у меня просто нет сил на ее ну, энергию. Она никогда не говорит о том, что не одобряет мою рано пробудившуюся тягу к созданию семьи, да ей и не нужно ничего говорить, я знаю это без слов. Когда мы с Томом съехались несколько лет назад, мама пыталась отговорить меня от этого. А когда я сказала ей, что мы копим деньги на первый взнос, чтобы купить дом, она предупредила меня о том, что я «связываю себя ипотекой слишком рано». Очевидно, что, родив меня в шестнадцать лет, мама сама лишила себя радостей юного возраста. Судя по ее фотографиям в «Фейсбуке», сейчас она пытается наверстать упущенное.
Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь, говорю я, стараясь не обращать внимания на тянущее ощущение в животе.
Какое потрясающее место! Странное название Немного жутковатое . Не знаю, почему это место кажется мне таким знакомым может быть, потому, что оно напоминает мне те милые деревушки из «Агаты Рэйзин» Отсюда далеко до ближайшего города?
Я мысленно закатываю глаза.
Так я и знала. Она, вероятно, уже планирует, как целый день будет ходить по магазинам. Эта деревня для нее слишком уединенная.
Чиппенхэм, семь или восемь миль отсюда.
Восемь миль? Ничего себе! Мама оглядывается по сторонам с немного паническим выражением в глазах, как пони, который вот-вот сорвется с места.
Мы едем через центр деревни, и, когда проезжаем главную площадь, мама ахает.
Что это? спрашивает она, указывая на каменное сооружение кубической формы со сквозным проходом, увенчанное крышей со шпилем. Оно стоит перед церковью на краю площади, где сходятся три главные улицы. Это очень приметное строение, к которому со всех четырех сторон ведут каменные ступени.
Это «рыночный крест», отвечает Том, его явно радует возможность поделиться интересными фактами. Я как следует рассмотрел его, когда мы только переехали сюда. Он построен в четырнадцатом веке. Такие «торговые кресты» довольно часто встречаются в рыночных городах и деревнях, хотя я никогда не видел такого красивого, как этот.
Мама хмурит брови.
Я я помню его
Правда?
Она моргает.
Очень смутно. Но я видела его когда-то. Я Мама качает головой. Очень обидно: какие-то обрывки картин, короткие образы, вызывающие странное чувство. Она кладет руку на сердце, и я вижу в зеркало заднего вида, что она закрывает глаза. Это чувство Глаза ее резко распахиваются. Но потом оно пропадает.
Я как-то читал, говорит Том, что наши воспоминания постоянно меняются, поэтому мы помним только ту версию, которую вспоминали в прошлый раз, а не первоначальное событие.
Я закатываю глаза и смеюсь. Однако мама так и сидит с застывшим лицом, что для нее совершенно нехарактерно. Она прижимается носом к стеклу, словно ребенок, ждущий чего-то, но не решающийся об этом сказать. Я смотрю на Тома тот пожимает плечами. Я продолжаю вести машину вверх по холму, пока мы не доезжаем до ряда из двенадцати владений, известного как Скелтон-Плейс. Въезжаю на гравийную подъездную дорожку, которая расходится веером, ведя к воротам домов, и радуюсь, что сегодня здесь нет журналистов. Прошло две недели с момента обнаружения тел, и я надеюсь, что СМИ уже переключились на другие истории.
Боже, какой мрачный лес, правда? говорит мама. Он окружает всю деревню. Мне кажется, что я попала в лес из «Красной Шапочки».
Он действительно кажется мрачным, особенно в пасмурный день, подтверждаю я.
Странно, что у отдельных коттеджей нет названий, продолжает мама. Посмотри, какие здесь красивые глицинии. И крыша из дранки Дом номер девять по Скелтон-Плейс это так не знаю, как и сказать. Она слегка вздрагивает. Звучит зловеще.
Я понимаю, что мама имеет в виду, хотя меня и раздражает, что она во всем находит недостатки. Мне это название тоже не кажется красивым. Оно не подходит к нашему маленькому владению. Коттедж не очень большой, и за него дали бы меньше, чем за бабушкин дом в Бристоле, но я никогда не жила в таком красивом месте, таком уютном и идеальном, точно с открытки. Глициния сейчас в полном цвету, она обвивает фасад дома, как синевато-сиреневое боа из перьев. А с подъездной дорожки не видно огромной ямы в заднем саду.
Если бы все было по закону, здесь должна была бы жить мама со своим очередным карманным бойфрендом, а не мы с Томом. Я предлагала маме, чтобы мы платили за наше проживание в коттедже небольшую сумму из наших сбережений. Она отказалась. Насколько я знаю, у мамы нет другой недвижимости. Она снимала квартиру, где я выросла, в Бромли, в Кенте. Говорила, что ей не нравится быть скованной постоянным местом проживания. Мне это всегда казалось немного безответственным.
Мы до сих пор не оформили документы на наши с Томом имена. Я собиралась затронуть эту тему с мамой до того, как мы начали работу над пристройкой к кухне, но так и не собралась. Точно так же как мне пока не удалось поведать о своей беременности. У нас такое бывает постоянно, и я это осознаю.