Надеюсь, мы не отнимем у вас много времени, сказал Грир. Будем вызывать к себе по одному в алфавитном порядке.
Что-нибудь удалось выяснить? спросил Хазелиус.
Кое-что, ответил Грир.
Доктора Волконского убили?
Биа напряг внимание, гадая, что скажет Грир. Тот, как и следовало ожидать, не удостоил ученого ответом. Они начали расследование с нуля, однако прежде чем что-либо заявлять, следовало провести анализы и получить соответствующие результаты. Биа не сомневался, что ему позволят ознакомиться лишь с кратким финальным отчетом. Его подключили к этому делу лишь потому, что какому-то бюрократу в ФБР требовалось вписать на одном из бланков чью-нибудь фамилию, чтобы впоследствии небезосновательно утверждать, будто расследование проводилось с участием племенной полиции.
Биа сказал себе, что его это дело все равно не особенно интересует. Ведь касалось оно не индейцев, а посторонних людей.
Мелисса Коркоран? объявил Грир.
Поднялась высокая крепкая блондинка, похожая больше на профессиональную теннисистку, нежели на ученую.
Биа проследовал за ней и Гриром в библиотеку, где Альварес переставил стол и несколько стульев, а также установил диктофон. Вопросы задавали Грир и Альварес; Биа лишь слушал и кое-что записывал. Дело продвигалось быстро: один ученый уходил, и являлся следующий. Очень скоро выяснилось, что работали они по очень напряженному графику и столкнулись с рядом проблем; что Волконский был человеком неуравновешенным, тяжело переносил здешние трудности, пил, возможно, принимал наркотики. Коркоран сказала, что однажды ночью он стучал в ее дверь, желая с нею переспать. Иннс, психолог, подчеркнул, что Волконскому было особенно сложно терпеть удаление от привычного ему мира, поэтому он и пребывал в состоянии постоянной депрессии. Уордлоу, разведчик, поведал, что программист был с причудами и не заботился о безопасности.
Осмотр его жилища свидетельствовал о том же. Небольшой дом кишел пустыми бутылками из-под водки, следами от амфетамина, переполненными пепельницами и дисками с порнографией.
Показания совпадали, звучали весьма правдоподобно и отличались одно от другого лишь незначительными подробностями. Проработав в резервации много лет, Биа знал, что самоубийства здесь не редкость, а нынешнее было почти закономерно. Смущало в нем лишь несколько обстоятельств. Крайне непросто выстрелить себе в висок и одновременно броситься в автомобиле на дно оврага. С другой же стороны, если Волконского убили, тогда почему не подожгли машину? Быть может, убийца отличался редким умом. Большинству преступников мозгов не хватало
Биа покачал головой. Он размышлял, а должен был слушать. Дурацкая привычка!
К восьми тридцати показания взяли у всех. Хазелиус проводил агентов и детектива до парадного входа, где Биа, все это время помалкивавший,
вдруг остановился, наконец снял очки, постучал стеклом о ноготь большого пальца и произнес:
Доктор Хазелиус?
Да?
Вы сказали, что Волконский и все остальные пребывали в сильном напряжении. А с чем это связано?
Мы построили машину стоимостью в сорок миллиардов долларов, спокойно ответил физик, а она отказывается работать должным образом. Он улыбнулся. Я ответил на ваш вопрос, лейтенант?
Спасибо. Да, и еще кое-что. Если вы, конечно, не возражаете
Лейтенант, вмешался Грир. По-вашему, мы спросили не обо всем, что важно для расследования?
Биа даже не взглянул на него, будто не услышал его слов.
Кто будет выполнять обязанности мистера Волконского? Вы наймете нового человека?
Хазелиус мгновение колебался.
Нет. Его делами займемся мы с Чен.
Биа снова надел очки и пошел прочь. Было в этом деле что-то очень странное. Но ему не стоило ломать над ним голову.
Глава 17
Он осмотрелся по сторонам. Обитатели других домов, очевидно, спали; лишь расположенный с самого краю дом Хазелиуса смотрел в ночную тьму желтым квадратом занавешенного окна в спальне.
Жилище Волконского располагалось по другую сторону петли.
Форд быстро пересек освещенный луной двор, нырнул в тень тополей, тихо и медленно обходя лужицы света, дошел до дома Волконского и вновь огляделся, но никого не увидел и не услышал ни звука.
Обойдя дом, он прижался к окутанной тенью задней стене. Дверь была опечатана полицейской лентой. Форд достал из рюкзака перчатки и нож, взялся за дверную ручку и потянул ее на себя. Дверь, естественно, была заперта на замок. Уайман быстро взвесил все «за» и «против» и решил пойти на риск.
Разрезав ленту, он достал из рюкзака полотенце, обмотал камень и прижал его к стеклу. Несколько минут спустя оно не выдержало и треснуло. Форд аккуратно убрал осколки, засунул руку внутрь, открыл дверь и скользнул в дом.
Ему в нос ударила вонь предельного отчаяния затхлый запах табака, марихуаны, дешевой выпивки, вареного лука и прогорклого масла. Он достал фонарик, опустил руку и посветил вокруг. На кухне царил жуткий бардак. На картонной тарелке с капустой и перцами, очевидно, поджаренными много-много дней назад, выросла серо-зеленая плесень. Мусорное ведро было битком набито бутылками из-под пива и водки. На покрытом старой мексиканской плиткой полу поблескивали разогнанные по углам осколки.