Она пошла к лодке, а Ларионов смотрел ей вслед, понимая совершенно неожиданно для себя, что хочет ждать Веру и не готов отказаться от нее.
Назад они шли по течению, и Ларионов греб легко. Вера наблюдала за ним.
Плыть против течения сложнее, сказала она. Хочется бросить весла. Я поняла одну штуку. Хотите, скажу?
Хочу, ответил энергично Ларионов, зная, что она скажет что-то важное.
Дорога от дома всегда долгая. Трудно попасть туда, куда сильно стремишься к какой-то цели. Надо грести изо всех сил и не бросать весла. Только так можно дойти. А домой Домой всегда идти легко! И ноги сами несут, и часы тикают быстро.
Душенька, иногда мне кажется, что я рядом с вами мальчишка, а вы моя учительница, покачал головой Ларионов.
А я буду учительницей или танцовщицей!
Нет, уж лучше учительницей, улыбнулся Ларионов.
Отчего же?
Я не хотел бы, чтобы на вас глазели чужие мужчины.
Вера опустила голову. «Неужели он все-таки думает обо мне? Неужели он отказался от этой нелепой идеи бесконечных войн и скитаний? Как бы я хотела, чтобы он жил только с нами! И чтобы он целовал меня, как вчера. Всегда!»
Домой они вернулись к обеду. Алеша крикнул с крыльца домашним: «Нашлись!»
Алина Аркадьевна пожурила Веру за то, что они не предупредили, куда уходят и что, как оказалось,
их искали и на речке, и в лесу.
Мы ходили на лодке к пойменным лугам, сказала гордо Вера.
К чему ей было стыдиться общества Ларионова? Она не боялась быть с ним наедине, а наоборот, хотела этого, как и того, чтобы все знали, каково ее к нему отношение.
Я же говорил! воскликнул Алеша. Так теперь, кроме меня, есть еще один человек
Кроме тебя и Григория Александровича никогда и никто! отрезала Вера немного шутливо.
Ларионов был смущен и не знал, куда девать руки. Подушкин кинулся протирать очки, опустив голову. Алина Аркадьевна бросила быстрый взгляд на Дмитрия Анатольевича, и тот поспешно встал с кресла-качалки и подошел к Ларионову.
Григорий Александрович, голубчик, извольте пойти со мной и дать мне несколько дельных советов?
Ларионов кивнул и последовал за отцом Веры.
Дмитрий Анатольевич прошел в небольшой ухоженный сарай на заднем дворе. Там все было разложено по местам, был порядок. Дмитрий Анатольевич провел Ларионова к ящикам, и они открыли один из них. В ящике была двустволка. Ларионов стал ее рассматривать.
На кого же вы с ней ходите?
Ходим на уток и зайцев. Я бы хотел заручиться вашей поддержкой при выборе нового ружья. И мое предложение охотиться с нами в октябре остается в силе, сказал Дмитрий Анатольевич, ласково глядя в глаза Ларионова. Не дожидаясь ответа, он продолжил: Вы очень желанный человек в моем доме и просто стали родной, и я говорю за всех членов моей семьи. Так что встреча в октябре неизбежна!
Ларионов был растерян никто никогда вот так просто и открыто не говорил ему таких сердечных слов. И это был отец Веры! Ларионов понимал, что такое откровенное приглашение в дом могло в будущем означать одобрение их с Верой отношений.
Я не уверен, за что удостоен этой чести, промолвил он робко.
Дмитрий Анатольевич смотрел своими добрыми, веселыми глазами на этого молодого человека.
В вас чувствуется порода, а это не купишь за деньги, не приобретешь, засмеялся он. Хороший вы человек.
Я родился в деревне в простой семье. Правда, мать моя была сельской учительницей, а отец земский врач, но они были простые люди, пробормотал Ларионов, и я плохо помню их.
Они рано умерли?
Да не знаю, замялся Ларионов. Похоже, они умерли не своей смертью. Их расстреляли белогвардейцы
Вы сказали: «похоже». Значит, вы не уверены? серьезно спросил Дмитрий Анатольевич, заметив волнение Ларионова.
Нет, уверен, резко ответил Ларионов. Их расстреляла контра.
Дмитрий Анатольевич отечески и ласково похлопал Ларионова по плечу.
Мы будем счастливы, поверьте, мой друг, самым искренним образом, если хоть как-то сможем оказать вам семейное гостеприимство. Ежели вы находите, что вам хорошо в нашей семье, мы совершенно однозначно счастливы видеть вас в нашем доме. Мои дети в восторге от вас, супруга относится с нежностью. Что же касается меня, я возьму на себя смелость давать вам по потребности заботливый совет!
Ларионов чувствовал, как его охватило волнение от этого неожиданного откровения. Он не мог ничего сказать и только потел. Дмитрий Анатольевич видел стеснение Ларионова и хотел помочь ему.
Никто не торопит вас в решениях. Но мы ждем вас с радостью всегда и в любое время и в Москве, и здесь. При первой же возможности увольнения сообщите нам, и дети встретят вас. Вам необходимо подумать о своих планах на жизнь, мой друг. Я буду рад помочь, если вы сочтете нужным посвятить меня в эти планы. И вот еще что, сказал Дмитрий Анатольевич, придавая особое тепло своему тону, не слушайте никого. Вы, и только вы, принимаете все решения. А языки будут болтать всегда! Осуждение один из самых больших человеческих изъянов.
Ларионов улыбнулся с благодарностью. Он понимал, что Дмитрий Анатольевич говорил о таких, как Краснопольский.
Не сердитесь на меня за вчерашнее, набрался смелости Ларионов. Я погорячился. Я очень трепетно отношусь ко всем в вашей семье, и особенно к некоторым. Я не смог сдержать себя, это было неправильно.