А что же с Подушкиным? улыбнулась мать. Он-то каков!
Женя добрый друг, мама. Я люблю его и люблю. Он мне дорог, как Алеша.
Алина Аркадьевна вздохнула.
Дорог, как Алеша Ох ты, глупышка моя. А он влюблен и страдает.
Вера вскочила.
Уф, мама! Он все это напридумывал.
Это еще отчего?
А вот отчего. Подушкин в очках и похож на доброго снегиря, а такие могут быть только друзьями!
Алина Аркадьевна захохотала всей своей натренированной годами диафрагмой. С ней стала хохотать и Вера.
Я хочу, чтобы поскорее наступил день, сказала она задумчиво.
И что же? спросила лукаво мать.
Тогда Ларионов увидит, что мне все равно. Что все забыто! И придет дядя Архип с гармонью, и как мы будем петь и танцевать! Я обожаю танцевать, мама!
Вера вскочила на кровати и стала на ней танцевать, играя шалью Алины Аркадьевны над головой, как одалиска.
Алина Аркадьевна смеялась от гордости и счастья за дочь. Но подспудно она думала и о другом. Она понимала Ларионова, и ей было жаль его и Веру, но его сейчас больше. Ведь Вера оставалась с любимой семьей, с друзьями, окруженная лаской, он же вынужден был лишиться уюта; Вера с ее молодостью и счастливой душой шла по жизни легко, ему же предстояло, как чувствовала Алина Аркадьевна, искать себя в кромешной тьме его (выбранной за него кем-то) жизни.
Вот что, вдруг сказала Алина Аркадьевна. Я посоветуюсь с папой.
О чем? испуганно спросила Вера, и сердце ее снова заколотилось.
Я попрошу его поговорить с Ларионовым. Ларионов должен знать, что двери нашего дома открыты для него, но не из вежливости, а со всей искренностью. Он поймет.
Ах, мама! Вера почти запрыгнула на мать и стала покрывать ее поцелуями до удушья.
Ты счастлива?
Да! Да! Да! Очень! Вера поцеловала мать на прощание и бросилась в свою спальню.
Мужчины все еще играли в преферанс на веранде, а рядом спал на кушетке Подушкин.
Что за человек! восклицал Дмитрий Анатольевич, обращаясь к Ларионову. Хоть с Краснопольским играй, он мне проигрывает.
Ларионов довольно ухмылялся. Ему нравилось быть с Дмитрием Анатольевичем. Его тяга к собственному отцу выражалась в тяге к отцу Веры. Доверие, появившееся между ним и Верой, установилось и между ним и ее отцом.
Нет уж, бросил карты Дмитрий Анатольевич, завтра сыграем в ломбер . Вы играете в ломбер?
Я никогда не играл, ответил Ларионов.
Тогда научу вас и буду выигрывать! обрадовался по-ребячески Дмитрий Анатольевич.
Согласен, улыбнулся Ларионов.
А когда ты приедешь в следующее увольнение, вдруг сказал Алеша, мы обязательно пойдем на охоту. Это чудо! Сам я не охотник, но отец и дядя Архип замечательные!
Ларионов смутился и почувствовал, что снова теряется.
Непременно! воскликнул Дмитрий Анатольевич. К тому же вы отличный стрелок, что очевидно и чего не скажешь обо мне и тем более об Алеше.
Только об одном стоит задуматься, произнес с расстановкой Краснопольский, не будут ли излишние волнения у Верочки. Она очень впечатлительна.
О чем вы? резко и неодобрительно спросил Алеша.
Ларионов вспыхнул.
Я вот о чем, сказал, неприятно улыбаясь, Краснопольский. Верочка не любит насилия. Она милосердна и против всякого, он подался вперед всей тушей, всякого насилия и убийств. Пока она еще не придает значения роду занятий своих знакомых. Но однажды она задастся этими вопросами.
Дмитрий Анатольевич и Алеша растерялись от бестактности Краснопольского. И прежде чем Дмитрий Анатольевич спохватился, чтобы ответить, Ларионов вышел из-за стола и, глядя сверху на испуганного Краснопольского, спокойно произнес:
Какой вы заботливый человек. И вы правы. Вера однажды задастся этим вопросом, как и тем, кто живет честно, а кто крутится.
Потом он обратился к Дмитрию Анатольевичу и Алеше:
Доброй ночи, и простите мне мои несдержанность и неблагодарность.
Что-то в Краснопольском Ларионова настораживало
и отталкивало. Его чутье подсказывало, что этот «человек в футляре» имеет казенное мышление, хитрость; что есть в нем трусость. Ларионов корил себя за эту предвзятость, но скорее оттого, что Краснопольскому доверяла семья Веры он был вхож в их дом. Не стал бы Дмитрий Анатольевич привечать подлеца! Но, несмотря на то что Ларионов презирал Краснопольского, недобрые слова последнего произвели на его воспаленное сознание сильное действие. Происходила борьба добра и зла, и Ларионов чувствовал, что не может принять окончательного решения. Днем, целуя Веру, он испытывал счастье, потом, отказавшись от нее, думал, что все решено, но за карточным столом ощутил дружбу этой семьи и в нем снова зашевелилось человеческое, и только этот росток двинулся вверх, Краснопольский бросился топтать его, и Ларионова отбросило назад во зло.
Алеша зашел в спальню, когда Ларионов уже лежал в одежде на кровати.
Послушай, сказал Алеша со свойственной ему сердечностью, не бери в голову слова Краснопольского. Это пустяки. Он человек безобидный и пустой. Тебе все рады, и ты знаешь сам, что Вера рада больше всех.
Ларионов почувствовал горечь.
Да нет, не пустяки, задумчиво промолвил он. Я еду убивать, и, зная это, все равно поеду и буду убивать. Спокойной ночи.