быть моим другом? Никодим ужасно заколебался, и к тому же весть о выходе госпожи NN замуж больно ранила его сердце, но ему уже ничего не оставалось, как ответить согласием, и он тихо сказал: - Хочу. Лобачев улыбнулся и потер руки. Жест вышел у него неожиданно неприятным, и Никодим это подметил.
ГЛАВА XXVI
Переписка Ираклия с неизвестным. - У меня есть сын,- сказал Лобачев, присаживаясь опять к столу,- его зовут тем же именем, что и вас: Никодим. Вы мне очень напоминаете его. Но я давно не видел своего сына и не знаю, когда увижу. По лицу Лобачева прошло облачко грусти. - А почему госпожа NN ведьма? - вместо ответа спросил его Никодим. - Разве вы заметили за ней что-нибудь такое... колдовское?
Лобачев поглядел на Никодима, улыбнулся опять стариковской улыбкой, отчего глаза его снова стали добрыми, и от глаз снова побежали морщинки. - Вот,- сказал он,- наивный человек, не ведающий, каким колдовским знанием владеет любая женщина, а женщины, подобные госпоже NN. в особенности. - Ах, вы это подразумевали! - протянул Никодим с явным разочарованием.- Но почему же у нее был серый цилиндр? - Какой серый цилиндр? - с затаенным волнением переспросил Лобачев. - Мохнатый, серый цилиндр. Он стоял у нее на столике в передней. - Ну, милый, вы перепутали. Квартира принадлежала не госпоже NN, а мне, и цилиндр на столике был мой. Госпожа NN находилась у меня временно, по просьбе одного господина. - Ее жениха? - Нет, не жениха. Жених появился значительно позже. Никодим вдруг вспомнил, что у него в кармане пальто лежит номер "Огонька", купленный вчера на вокзале, с известным объявлением, и покраснел: ему было неловко спросить Лобачева про это объявление - уже очень невероятным казалось теперь, после всего, что было за последние четверть часа, чтобы Лобачев мог печатать подобные объявления или на самом деле заниматься подобным производством. Лобачев заметил смущение Никодима. - Что с вами? - спросил Феоктист Селиверстович заботливо. Никодим вытащил журнал. - Вот тут,- сказал он, запинаясь,- объявление - так я не знаю... как понимать... уже очень оно меня поразило тогда... в трактире. - В каком трактире? Ах, это! - взглянув мельком, догадался Лобачев.- Я сам уже видел. Странное совпадение. Я здесь ни при чем. - Ни при чем? - переспросил Никодим (но от сердца у него отлегло, и~он облегченно вздохнул). Однако, помолчав, он вдруг вспомнил еще, что когда-то говорил ему на ухо Федосий из Бобылевки, отвозя его домой со станции. Сомнение закралось в душу Никодима. Он искоса взглянул на Лобачева. - Послушайте, Феоктист Селиверстович,- спросил он осторожно,- а у вас нет фабрики в ^ском уезде? - Фабрики, вы говорите? Фабрики у меня нет,- ответил Лобачев, явно' не подозревая, зачем этот вопрос был задан. - Как нет фабрики? А чья же там фабрика? - удивленно воскликнул Никодим. - Не знаю чья,- опять спокойно ответил Лобачев,- я в ^ском уезде никогда не был. - Послушайте! - убедительно возразил Никодим, как бы взывая к совести и памяти своего собеседника.- Мне же говорили про ту фабрику, что она принадлежит Феоктисту Селиверстовичу Лобачеву. Лобачев покачал головой. - У меня нет фабрики и не было,- повторил он. Никодим ущипнул себя неужели это во сне? - Так, может быть, вы не тот господин Лобачев, которого мне нужно? спросил он в удивлении очень медленно и останавливаясь после каждого слова. - Почему не тот? - удивился уже Лобачев. - Мне нужен владелец фабрики в нашем уезде. - Да, в таком случае, я не тот. Впрочем меня смешивали уже несколько раз с каким-то Лобачевым. Вот хотя бы с этим объявлением: оно появляется не первый раз и для меня очень неудобно - многим я известен ведь совсем с другой стороны. Но если вы поедете по указанному адресу на Пушкинскую выйдет к вам навстречу в приемную неопределенный тип и скажет, что это только фирма прежнего владельца: Федот Савельевич Лобачев, а владельцем фирмы является некий Вексельман из Белостока. - Вексельман? - засмеялся Никодим.- Недурная фамилия. - Да, Вексельман. А зачем вам нужен другой Лобачев? Никодим молчал, не зная, что ответить: ему собственно оба Лобачевы особенно не были нужны и, пожалуй, больше все-таки стоявший перед ним, чтобы получить от него записку господина \У и узнать через него, где находится Евгения Александровна. - Нет - вы мне нужны,- подумав, ответил Никодим твердо. В нем опять заговорило сильное чувство симпатии к Лобачеву. Лобачев открыл ящик стола, порылся там и достал сложенную вчетверо бумажку. - Вот ваша записка! - сказал он, протягивая бумажку Никодиму.- Возьмите. Никодим взял, развернул, посмотрел: действительно это была записка господина '\У. - Я должен раскрыть вам еще и смысл записки, как обещал,- произнес Лобачев, продолжая рыться в столе,- то есть пояснить, чем было вызвано ее написание и к чему она привела. И потому
возьмите еще вот этот пакет. Он подал Никодиму конверт с несколькими вложенными туда письмами. - Присядьте к столу,- продолжал Лобачев, указывая на маленький столик,прочитайте письма и возвратите мне. Кто эти господа, что писали их,- я не могу вам сказать. Быть может, вы сами догадаетесь об одном из них. Видите ли, письма Ираклия (так один подписывался) я могу получить только в копиях, переписанными, а письма другого - неизвестного - попали ко мне в подлиннике. Никодим вынул письма, посмотрел на пачку сверху: подлинники были написаны от руки, копии переписаны на пишущей машинке. Вот что прочел Никодим: Тверь, 28 февраля 191* года. "Дорогой друг. Вчера по твоему указанию, проезжая через Вышний Волочек, я завернул к Мейстерзингеру, но сперва не застал его дома и только вечером мог свидеться с ним. Он объяснил мне, что это Валентин его задержал на охоте, в лесу. Он едва поспел к 27-му числу в город, хотя очень торопился, так как заранее знал, что я у него буду. Я должен с глубоким сожалением сообщить тебе, что господин Мейстерзингер непреклонен: деньги его, кажется, не прельиугют, даже крупные. При том образе жизни, который он ведет сейчас, будучи на полном иждивении Валентина, денег ему совершенно не нужно, а на лучшее будущее он мало надеется и говорит, что глубоко обижен тобою, так как давно заслужил сумму, которую мы ему теперь предлагаем другими, уже забытыми тобою делами и услугами. Если ты действительно перед ним виноват - нельзя ли как-нибудь исправить столь неопределенное положение. Пиши мне в Тверь, до востребования. В Волочке я не хотел оставаться по известным тебе причинам. Твой сын здоров, но я не мог передать ему привет от тебя". .Под письмом вместо подписи был поставлен знак. Воображение могло бы в этом знаке увидеть букву "Д", но одинаково и "К" и "А". Несомненно было только одно: как это письмо, так и записка, подписанная господином \^, исходили, если судить по почерку, от одного лица. Ответ на первое письмо. Переписан на пишущей машинке. С. Петербург, Марта 2-го дня 191* года. "Думаю, что увеличение назначенной мною суммы нужно более для тебя, чем для Мейстерзингера. За ним я никогда не замечал жадности. Но не желая предпринимать поездку лично - увеличиваю сумму на 30%. Рассчитай сам, сколько это будет. Только помни, что у меня проценты особенные. Ираклий". Ответ на предыдущее (от руки). В. Волочек, 8 марта 191* года. "Ираклий, вы меня обижаете. Все-таки не понимаю, как вы осмеливаетесь оскорблять меня: буду ли я - потомок славнейших крестоносцев - заискивать перед вами, хотя вы и очень сильный человек? 30%, как я рассчитал, слишком мило, и с ними я к Мейстерзингеру решительно не пойду. Право, не стоит даром терять время". Следующее письмо, переписанное на машинке, без числа. "Твое происхождение мне давно известно. Одно меня утешает, что только там, где-нибудь^ Твери или Рязани ты способен проявлять свой чванливый характер, а по приезде в Петербург сразу становишься шелковым. Итак, кончим вопрос о процентах - для меня денег не существует - ну 70%. Довольно? Напиши лучше скорее, как обстоят дела. Твой Ираклий". Ответ. 9 марта 191* года, Тверь. "Очень благодарен тебе, мой друг, за привет и ласку. При 70% прибавки дело наше выгорит безусловно. Расскажу по порядку, что было. Получив твое письмо от 2-го марта, я опять посетил Мейстерзингера и еще раз подивился тому, как он мог при столь скромных средствах, что ты всегда отпускал ему, так прекрасно и богато обставить свою квартиру. Она не велика, правда, но чего; там нет. Однако к делу. Мейстерзингера я не застал. Прислуга мне сказала, что он снова отправился на охоту, и объяснила, как его можно найти. Я поехал следом. В лесу, над озером я приметил Мейстерзингера и Валентина, шествующих вместе, но не хотел выдать своего присутствия Валентину, а верный пес на меня не залаял. Я долго шел в некотором отдалении, но не упуская их с глаз. Походивши час-полтора, Валентин сел на камень; Мейстерзингер уселся рядом; скоро Валентин задремал - тогда я подал Мейстерзингеру условный знак. Мейстерзингер подошел ко мне почему-то нехотя. "Ничего не выходит", - сказал он, но я понял, что нужно ему обещать больше. Обещание сразу возымело свое действие. Он мне сейчас же принялся рассказывать, что говорил с Евгенией Александровной уже не один раз, но что она колеблется. Я стал объяснять ему, как лучше было бы вести дело, но нас прервали: Валентин проснулся и позвал Мейстерзингера. Я спрятался в кусты, однако все же успел сказать Мейстерзингеру, где нам лучше увидеться. Жди моего следующего письма". Следующее письмо - продолжение предыдущего. 10 марта 191* года, Волочек. "Видел сегодня почти одновременно Евгению Александровну и госпожу NN. NN сказа/га мне, что вы хотя и великий человек, но старый гриб, а меня нежно поцеловала на