а потом, когда служба кончилась, доложили о Никодиме архимандриту отцу Иоасафу и провели Никодима к нему. В келье у отца архимандрита было жарко натоплено. Подали чай с вареньем, и отец Иоасаф - простой седенький старичок, ласковый, лукавый, хозяйственный принялся расспрашивать Никодима о всяких делах - о ценах на сено, на хлеб. Но Никодим за последнее время сильно отстал от всех хозяйственных забот и не знал, что и отвечать. Он сослался на нездоровье: "Простудился, должно быть, плывучи по озеру",- а ему просто хотелось спать с дороги. - Экий вы неосторожный, да нетерпеливый,- сказал ему отец архимандрит,не могли парохода обождать. Однако такому гостю мы всегда рады. Видно, у вас дело какое есть к нам, или просто помолиться приехали? - Да, есть дело,- ответил Никодим. - Ко мне али к кому другому? - Отца Дамиана хочу повидать. - Прихварывать стал отец Дамиан: стар становится. Поди уж за восемьдесят перевалило. Вы его сегодня-то не тревожьте: завтра лучше; а теперь я вижу, вы спать хотите - пожалуйте в гостиницу. Я распорядился: там келейку вам приготовили получше других. Поблагодарив отца архимандрита за привет и ласку, .Никодим прошел в отведенную ему комнату: свеча еле освещала ее, было в ней немного холодновато и неуютно, но действительно это была одна из лучших комнат в гостинице. Когда он вошел - за печкой что-то зашуршало. Но Никодим не обратил внимания на шорох: "Может быть, бес",- равнодушно подумал он и от усталости скоро заснул очень крепко. Ночью он проснулся и, чувствуя, что совсем больше не хочет спать,-зажег свечу и огляделся. Комната ему показалась уютнее и лучше, чем в первый раз. Одев уже просушенное, хотя и помятое платье, он выглянул в коридор и при слабом свете огарка, выходившем из его комнаты, увидел в конце коридора старческую фигуру монаха. Монах сидел на скамье, склонившись немного в сторону, и упорно глядел куда-то. Заметив свет и Никодима, он поднялся и направился к Никодимовой келье, слегка прихрамывая: это и был отец Дамиан. Видеть почтенного отца Дамиана в такое неурочное время в гостиничном коридоре, словно на каком послушании,- было странно, и Никодим с удивлением в голосе воскликнул: - Отец Дамиан, что вы тут делаете? Ведь ночь глубокая. Отец Дамиан взглянул на Никодима, но как-то поверх его головы. Он и всегда так смотрел или в сторону, только не из гордости и не от лживости: глаза у него были голубые, очень светлые и очень простые, но взгляду его было трудно, проходя по сторонам, останавливаться на человеческих лицах. Сам старец был высокого роста, прям и сух; седые волосы "выбивались у него из-под клобука. Прихрамывал он слегка, но был слегка и глуховат. - Да, да, ночь, сынок, ночь глубокая,- ответил он. - Я к вам приехал, отец Дамиан, - Ко мне... да... хорошо... ко мне... это ведь архимандрит наш все говорит, что я стар становлюсь, да, покой мне нужен, а мне ночью-то не спится - греховные чары одолевают: какой я старик... плеть мне нужна для усмирения ума и плоти, а не покой... вот и брожу по ночам. В церковь бы пойти, что ли? Помолиться. - Что же вы, отец Дамиан, здесь стоите? Зашли бы ко мне. - Зайти, говоришь? Да, да... зайду. Или здесь постоим... постоим. - Я к вам по делу приехал, отец Дамиан. - По делу... да, по делу, говоришь... поживешь тут, у нас, помолишься... люблю я тебя, сынок. - Ох, отец, у меня душа ноет. Вы знаете, я вчера вашу рясу все хотел достать. Как вас вспомнил, сейчас же и ряса ваша на ум пришла... - Рясу, ты говоришь... да, да... рясу... помню... - Ту самую, что вы моему отцу подарили. - Да, да... подарил... , - И подумал: к кому же мне и обратиться, как не к вам? - Обратиться, говоришь... да, да... обратиться... хорошая ряса... Я всегда хорошие рясы любил... грех... ох, на старости-то все припомнишь и обо всем снова передумаешь... цветики... речка... Дуняша голубушка... все в голове... бабочек мы с ней ловили... за речкой... у рощицы... не знаешь ты. - Нет, не знаю. Детство свое вспоминаете? - Детство, ты говоришь... да, да... детство. - Отец Дамиан, мне страшно и вымолвить то, что нужно. Вы, может быть, сами слыхали: матушка наша пропала без вести. - Да... пропала... пропала, сыночек, пропала... не вернулась... батюшка твой заезжал... сказывал. Кто же из нас без греха... простится, сынок, простится... я Богу молюсь денно и нощно... - Батюшка тут был? А когда же? - Заезжал, сынок, заезжал... Сказывал... жаловался... утешал я его... мудрый человек твой батюшка. - Отец Дамиан, помогите мне... я хочу повидаться с матерью. Ведь она все вам говорила. Никто лучше вас ее дел и намерений не знал и не знает. - Дел и намерений, говоришь... знаю, говоришь... да, да, все говорила, все знаю... вернется, думаю, матушка... вернется... - Так скажите мне, отец Дамиан, что знаете. Вы простите меня за дерзость. - Сказать, говоришь... какой же ты, сынок, глупый
да смешной... Ведь она же мне на духу говорила... как я скажу?.. - Да как же мне быть? - А что тебе быть, сынок?.. Я подумаю... Ты поживи тут денька три, обожди... я подумаю и скажу... Ну, прощай, сынок. И, благословив Никодима, старец пошел на свое прежнее место. Никодим не посмел идти за ним. Подумав, он уж решил было остаться в монастыре дня на три, кчк советовал Дамиан, и, постояв немного в коридоре, вернулся в келью и запер за собой дверь. Но случай решил иначе.