Грейс сегодня снова достала банку с печеньем, раздражённо произнесла она. Она не могла нарадоваться на свой рабочий график: только полдня и возможность работать из дома. Поэтому она могла проводить так много времени с малюткой Грейс, пока Дадли каждый будний день ездил в офис, но иногда И это после того, как я убрала её в шкаф над холодильником. Честно говоря, если бы я не видела этого сама, я бы никогда не поверила, что такое возможно.
При этих словах Дадли резко поднял голову и посмотрел на неё.
Звучит невероятно. А Грейс делала ещё что-то столь же невозможное?
О, постоянно, сказала она. Я разговаривала с другими мамочками из младшей группы, они все говорят, что дети всегда намного сообразительнее, чем от них ожидают взрослые.
Должно быть, так и есть, задумчиво произнёс он. И всё же, сообщи мне, если она сделает ещё что-нибудь столь же невозможное. Держи меня в курсе.
В курсе жизни нашей дочери? Я и так надеялась, что ты будешь ею интересоваться, возмутилась она.
Затем он посмотрел на неё с самым невинным выражением на лице.
Я опять сказал какую-то глупость?
Она лишь улыбнулась. Потом они обсуждали его дела на работе, и она совершенно забыла об этом разговоре.
По крайней мере, до тех пор, пока несколько месяцев спустя Грейс не устроила такую истерику, что зеркало над камином треснуло. Независимо от того, насколько сообразительной и ловкой была Грейс, это было либо удивительным совпадением, либо чем-то запредельно невероятным.
* * *
В четвёртый раз Дадли заговорил о своём двоюродном брате Гарри в тот день, когда Грейс исполнилось семь лет. Вечером в доме остались только они с мужем: Грейс разрешили переночевать у бабушки с дедушкой вместе со своими старшими двоюродными братьями и сестрами.
Дадли попросил её сесть и сказал, что теперь ему нужно рассказать ей историю о своём двоюродном брате целиком. Она едва удивилась, узнав, что в прошлый раз он рассказал не всё: всё детство невозможно отразить в одном коротком разговоре. И в прошлый раз он очень обтекаемо объяснял некоторые моменты. Но что бы она там себе ни додумывала, ей бы никогда не пришло в голову предположить, что его двоюродный брат был волшебником и умел колдовать.
Она бы и после его слов в это не поверила, но Дадли так убеждённо говорил, и в его взгляде не сквозило сумасшествие. Она могла бы и дальше отрицать всё услышанное, но у неё перед глазами был пример её дочери, её дорогой маленькой Грейс, которая всегда была такой необычной, и с ней постоянно случались самые странные вещи, которые попросту невозможно было объяснить логически.
И если безумие могло объяснить происходящее лучше, чем любые разумные доводы, которые она раньше пыталась использовать, можно было бы пересмотреть определение здравомыслия.
* * *
Позже они, конечно же, рассказали обо всём и Грейс, и она была очень взволнована этой новостью. Разговоры
о магии и о двоюродном брате отца вызывали у неё восхищение. Грейс всегда хотела младшего братика и постоянно расстраивалась, когда родители отказывали ей: Дадли боялся, что один из детей может стать любимчиком, поэтому он настоял, чтобы в их семье был только один ребёнок, и, поскольку она была совершенно неспособна представить, что могла бы полюбить другого ребёнка так же сильно, как Грейс, она быстро согласилась. Мысль о том, что у её отца был своего рода брат, так же волновала Грейс, как и понимание, что у её матери есть сестра, возможно, даже больше, поскольку с тётей она была давно знакома, а двоюродный брат отца был загадкой.
Дадли всё ещё не заговаривал о Гарри по собственной воле, но он терпеливо отвечал на все вопросы Грейс, даже когда эти вопросы нещадным градом сыпались на него один за другим.
А я познакомлюсь с дядей Гарри?
Я не знаю, это было больно слышать, но она считала, что такие беседы с дочерью приносили Дадли больше пользы, чем вреда, поэтому она никогда не вмешивалась. Дядя Гарри в конечном счёте стал для Грейс своего рода воображаемым другом, и, даже когда она переросла этот этап взросления, он оставался именем нарицательным.
* * *
На следующий день после того, как Грейс исполнилось десять, в их доме повисло томительное чувство предвкушения. Честно говоря, это было полностью неоправданно, потому что день рождения Грейс был в конце августа, и им не следовало ожидать письма до следующего июня. А потому дни, а потом недели и месяцы, проведённые в ожидании, тянулись медленно. К тому времени, как наступило следующее лето, они все так долго ждали, что привыкли к этому ощущению. Так что, когда заветный день настал, она оказалась застигнута врасплох.
Однажды ранним июльским вечером она услышала стук в дверь и пошла открывать, предполагая, что пришла соседка из дома 8, которая, несмотря на прошедшие годы, не смогла привыкнуть к мысли, что новая хозяйка дома 4 не интересовалась сплетнями с такой страстью, как прежняя. Но, когда она открыла дверь, там оказалась вовсе не миссис Эверетт. На пороге стояли трое явно незнакомых людей, две женщины и мужчина.
Ближе всего стояла пожилая женщина с седыми волосами, убранными в чрезвычайно опрятную причёску, её очки немного приспущено сидели на носу, и, несмотря на то, что она была довольно старой, её не в коей мере нельзя было назвать дряхлой или немощной. Другая женщина была намного моложе, лет тридцати, в глаза сразу же бросались её огненно-рыжие волосы и то, как крепко она сжимала руку мужчины. Его вид на несколько секунд смутил её, пока она пыталась связать словесный образ тощего и запуганного мальчика с уверенным в себе, хотя и немного взволнованным, мужчиной, который стоял перед ней.