Нам приходилось гораздо хуже, чем вам, огрызнулся профессор. Мы готовы ко всему.
И я еще не такая старая, чтобы увольняться, добавила миссис Кхань.
Не упрямься. Винь говорил совсем не как тот парень, который в четырнадцать лет вдруг стал чужаком в родном доме и принялся тайком убегать по ночам к своей девушке, американке, красившей ногти в черный цвет, а волосы в фиолетовый. Профессор пресек его ночные вылазки, заколотив окна гвоздями, но Винь решил эту проблему, удрав вместе с девушкой и женившись на ней вскоре после окончания средней школы. «Я люблю ее! кричал Винь матери по телефону из Лас-Вегаса. Но что ты в этом понимаешь!» Миссис Кхань выдали замуж по договоренности между женихом и ее отцом, и порой она жалела, что рассказала об этом сыну.
Эта зарплата тебе не нужна, сказал Винь. А вот Ба ты дома понадобишься.
Миссис Кхань отодвинула тарелку с почти нетронутыми яйцами. Она не собиралась выслушивать советы от того, чей брак продержался меньше трех лет.
Дело не в деньгах, Кевин.
Винь вздохнул: мать называла его американским именем, когда сердилась.
Поможешь Ба? сказал он, кивая на отца, испачкавшего себе рубашку голландским соусом.
Ну вот! воскликнул профессор, вытирая пятно пальцами. Это все потому, что ты меня расстроил!
Винь вздохнул снова, но миссис Кхань, обмакивая салфетку в стакан с водой, так и не посмотрела на него. Интересно, думала она, помнит ли он, как через три года после конца войны они сбежали из Вунгтау на ветхом, перегруженном рыбацком суденышке вся их семья, включая пятерых его братьев и сестер, и еще шестьдесят человек? На четвертый день и он, и остальные дети перегрелись на солнце, плакали и просили пить, но напоить их было нечем. Тем не менее она каждое утро умывала и причесывала их, смачивая им волосы морской водой и слюной. Она учила детей, что приличия необходимо соблюдать даже в беде и что страх матери не настолько силен, чтобы помешать ей любить их.
Не волнуйся, сказала она. Пятно отстирается.
Наклонившись, чтобы почистить профессору рубашку, миссис Кхань заодно пригляделась и к картине. Ей не понравилась ни она сама, ни золоченая рама, на ее вкус слишком вычурная и к тому же чересчур старомодная. Несоответствие между рамой и картиной только подчеркивало самую неприятную особенность последней то, как глаза женщины смотрят с одной стороны лица. От этих глаз миссис Кхань стало так не по себе, что позже, когда Винь уехал домой, она отнесла картину в кабинет профессора и оставила там на полу, повернув к стене.
Вскоре после визита сына профессор перестал ходить на воскресную мессу. Миссис Кхань тоже оставалась дома, и теперь они виделись с друзьями все реже и реже. Она почти никуда не ездила только по магазинам или в свою библиотеку в Гарден-Гроув, где никто не знал о болезни
профессора. У нее был неполный рабочий день, и ей нравилось разбирать и приводить в порядок обширную коллекцию вьетнамских книг и фильмов. Ее приобрели для обитателей Маленького Сайгона до него было рукой подать, и если оттуда кто-нибудь приходил, его отправляли к миссис Кхань. Она всегда отвечала на вопросы посетителей с удовольствием ей нравилось сознавать, что она кому-то нужна, пусть и на очень короткое время.
В полдень ее смена заканчивалась, и при мысли о возвращении домой на нее всегда накатывал ужас. Она стыдилась этого и пыталась искупить свою вину, нарочито весело прощаясь с другими библиотекаршами, а дома энергично принимала все предписанные врачами меры предосторожности, словно могла предотвратить неизбежное упорным трудом. Она пометила дорогу из спальни в туалет флуоресцентной желтой лентой, чтобы профессор не заблудился ночью, а на двери туалета, на уровне глаз, приклеила плакатик со словом «СПУСТИ!». Еще она сочинила несколько инструкций и стратегически распределила их по дому, чтобы напоминать профессору, в каком порядке он должен одеваться, что класть в карманы перед уходом и в какое время дня принимать пищу. Но не она, а ее муж вызвал слесаря и попросил его установить на окнах решетки. «Ты же не хочешь, чтобы как-нибудь ночью я сбежал, уныло сказал профессор, уткнувшись лбом в железные прутья. Да и я не хочу».
Более серьезной проблемой для миссис Кхань было то, что вместо профессора домой приходит незнакомец. Ее муж никогда не отличался склонностью к романтике, а этот незнакомец после одной из дневных прогулок (профессор решительно не желал, чтобы она его сопровождала) принес с собой красную розу в пластиковой трубке. Раньше профессор ни разу не дарил жене цветов, выбирая взамен более долговечные подарки вроде книг на самые разные темы например, о том, как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей, или о расчете подоходного налога. Их он преподносил ей при каждом удобном случае, но недавно вдруг удивил ее сборником рассказов писателя, о котором она ничего не слышала. И даже тут он слегка промахнулся, поскольку она отдавала предпочтение романам. Она никогда не читала подаренные им книги дальше заглавий ей хватало ее собственного имени, выведенного изящным почерком мужа под именем автора. Но если в каллиграфии профессор практиковался всю жизнь, то ему и в голову не приходило баловать жену розами. И когда он с поклоном протянул ей цветок, можно было подумать, что ему скрутило живот.