Здравствуй, сказал я.
И подошел ближе. Она продолжала рисовать.
Ты одна?
Да.
Рядом с ней стояла шкатулка с принадлежностями для шитья, накрытая лоскутом рыжего, слегка вытертого бархата; на него падали последние лучи заходящего солнца, и этот бархат напомнил мне опаленный зноем берег озера в тот день, когда она впервые отдалась мне на пожухшей траве, где у нас не было никакого укрытия ни тени, ни листвы, и только ястребы парили высоко в небе над нашими телами. Я стоял, не сводя глаз с этого клочка ткани, который разрастался
и разрастался в моем воображении; Жанна, удивленная моим интересом, тоже посмотрела на него. Но в этот момент солнце погасло, и наваждение кончилось.
О чем вы думаете? спросила она шепотом (иногда ей нравилось обращаться ко мне на «вы»).
Несколько минут мы молчали. Она положила обе руки на стол.
Где твой муж?
Знаешь, он ведь не только егерь, но еще и лесник, ответила она с коротким смешком. Сказал, что вернется поздно.
Он догадывается насчет меня?
Ну, так сразу не поймешь
Она вдруг показалась мне постаревшей и очень усталой.
Бедняга Анатаз, продолжала она, он уже не тот прекрасный фавн, какого я знала раньше.
Нет?
Такова жизнь. Он поглупел. И сбрил свою бородку. К счастью, «архангел Гавриил» тот куда занятнее.
Гавриил?
Я совсем забыл о младшем брате Анатаза, Габриеле, которого она прозвала «архангелом Гавриилом». Прежде я частенько видел их втроем. Ему было лет семнадцать, и этот заносчивый красавчик вполне мог взволновать любое женское сердце.
Он хорош собой! сказал я.
Да, он пригожий Смотри, что он мне подарил.
Она вышла и вернулась с коробкой в руках. Коробка была сделана из почтовых открыток, сшитых вместе грубой красной ниткой.
Какая безвкусица, заметил я.
О, главное-то внутри. Прислушайся
Ничего не слышу! сказал я, хотя на самом деле различил внутри какое-то тихое шуршание. Что там?
Жанна осторожно приподняла крышку, в которой были просверлены крошечные дырочки.
Какая-то зверюшка?
Гляди!
Она откинула крышку, и из коробки вылетел рой бабочек. Они стали порхать по комнате, некоторые сели на широкую кровать, другие, видимо задохнувшиеся от недостатка воздуха, сразу упали на пол. А часть так и осталась на дне коробки.
Значит, это и есть подарок Габриеля?
Да. Он их наловил в том месте, где горный склон обрушился лет триста тому назад его подмыли подземные воды. Туда забираются только самые смелые охотники. Сверху хорошо видны узенькие карнизы, усеянные цветами, а под ногами у них провал с сыпучими песчаными стенками. Они рассказывают, что приходится бежать, иначе этот песок увлечет их за собой вниз. Говорят, что там, наверху, все другое растения, бабочки, змеи
Да глупости все это, они одинаковые, что там, что здесь!
Эти россказни приводили меня в раздражение, мне хотелось ее прервать, но она продолжала:
А еще они говорят, что там встречаются кристаллы сиреневые, розовые, голубые Ах, как мне хотелось бы их увидеть! Но нет, я никогда туда не пойду, я знаю, что это будет мой последний час.
Твой последний?..
И вдруг я со стыдом осознал, что никогда ничего не дарил Жанне. Я вспомнил, с каким восхищением она разглядывала во время мессы люстру со стеклянными подвесками, висевшую в центральном нефе; она мечтала иметь такую же у себя дома. «Непременно куплю ей люстру», решил я.
Габриель мне очень предан.
Она перевернула коробку вверх дном:
Что мне теперь с ней делать?
Выбрось!
О, нет, я никогда ничего не выбрасываю, все храню. Да Габриель он очень мне предан, что угодно для меня сделает. А, вот и придумала сложу-ка я в нее письма.
Какие еще письма?
У меня опять сжалось сердце. Жанна принесла пакет и извлекла оттуда одно письмо.
Вот его я могу вам показать, это первое письмо Анатаза.
И она положила мне на колени листок, исписанный неуверенным почерком. Я прочел только последние строчки: «Какие запоздалые и мучительные воспоминания оживляет во мне твой портрет. Глядя на него, я снова ощущаю свежесть твоих губ, сладость твоих слов и снова, как наяву, вижу твою обольстительную улыбку ».
Крайне озадаченный, я положил письмо на стал.
Анатаз? Возможно ли?.. Такие нежные, изысканные выражения Никогда бы не подумал.
О, скорее всего, их подсказала его старшая сестра Фаустина, она учительница.
Но в пакете лежали и другие конверты, где адрес был написан вовсе не рукой Анатаза. Я спросил себя, зачем она показывает мне эти письма, какое удовольствие получает от этого, какие низменные побуждения толкают ее на откровенность. Увы, я дал вовлечь себя в эту игру, опустившись до вульгарного любопытства!
Не хочу их видеть! Спрячь немедленно! крикнул я, оттолкнув пакет.
О, я вовсе и не собиралась показывать вам все, удивленно ответила она.
Ну и слава Богу!..
Я испытывал горечь человека, внезапно очнувшегося от волшебного сна и понявшего, что это чудо больше никогда не повторится. Нет, я не закрывал глаза на правду и не питал никаких иллюзий по поводу этой женщины! Честно говоря, я всегда знал, как знал и Анатаз, как знали все Но в эту минуту мне открылась еще одна истина, может быть, самая ужасная: у нас с Жанной нет и не будет общих воспоминаний. Все, что я перечувствовал рядом с ней, я перечувствовал один. Наши прогулки были только моими прогулками, ее объятия, ее страстность ее веселость не предназначались никому. Она не любила конкретного мужчину или мужчин вообще она любила только саму любовь.