Я разделся и, развесив вещи для просушки, завернулся в одеяло, взятое изнутри рулона. Ночь была очень тихая, и я развел сильный огонь; пламя так и ревело, вскоре и самому мне стало жарко, и вещи высохли, и я снова смог их надеть.
Мне приснилось, что в усадьбе хозяина, посреди сарая для стрижки овец, установлен орган. Сарай полинял и исчез, орган же, казалось, всё рос и рос в сиянии бриллиантового пламени, пока не стал подобием золотого города на склоне горы; трубы его, один ряд над другим, громоздились все выше и выше на утесах, на отвесных стенах, в таинственных пещерах, подобных Фингаловой , в чьих глубинах были видны мерцающие полированные колонны. На переднем плане, пролет за пролетом, возвышались величественные террасы, а на самой верхней я видел человека с головой, низко склоненной к клавиатуре, тело его раскачивалось из стороны в сторону в средоточии бури аккордов, исполняемых арпеджио и грохотом оглашающих высь и округу. Кто-то тронул меня за плечо и сказал: Разве ты не видишь? Это же Гендель. Но слова его с трудом до меня доходили; я стал подниматься вверх по террасам, желая приблизиться к музыканту и тут проснулся, ошеломленный живостью и четкостью сновидения.
Древесный сук прогорел насквозь, и оба его конца, ярко вспыхнув, обрушились в золу это, полагаю, сперва внушило мне этот сон, а затем и отняло его у меня. Страшно огорченный, я приподнялся и, опершись на локоть и сосредоточившись, постарался вернуться к реальности и к окружавшей меня чуждой обстановке.
Сна уже не было ни в одном глазу более того, я испытывал какое-то предощущение, как если бы внимание мое настойчиво влекло к себе нечто более реальное, чем увиденный сон, хотя ни одно из моих
чувств ничем конкретным пока не было затронуто. Я затаил дыхание, стал ждать, и наконец мне показалось, будто я что-то слышу, однако не игра ли это воображения? Но нет; я стал вслушиваться и определенно уловил слабые и чрезвычайно отдаленные звуки музыки, похожие на те, что издает эолова арфа, их доносил до меня свежий, знобкий ветер, дующий со стороны высящихся напротив гор.
Волосы мои зашевелились. Я напряженно слушал, но ветер утих; можно было предположить, что звуки эти порождены самим ветром Нет. Мне вспомнился звук, который Чаубок издал в сарае для стрижки. Да, это именно он.
Что бы это ни было, оно прекратилось. Я принялся себя урезонивать, и твердость духа моего восстановилась. Я пришел к убеждению, что всего лишь увидел сон, более яркий и впечатляющий, чем обычно. Вскоре я даже начал над собой посмеиваться, какой же я был дурак, что так напугался на пустом месте, заодно напоминая себе, что совсем еще недавно мною было решено, что если даже меня постигнет печальный конец, не такая уж это, в конечном счете, катастрофа. Я помолился обязанность, которой я слишком часто пренебрегал, и немного погодя погрузился в освежающий сон, который длился до часа, когда уже совсем рассвело, и восстановил мои силы. Поднявшись, я порылся в огарках на кострище, отыскал несколько еще тлевших угольев, и вскоре костер вновь запылал. Я позавтракал, наслаждаясь обществом пташек, скакавших вокруг, присаживаясь то ко мне на башмаки, то прямо на руки. Чувствовал я себя довольным жизнью, но, в общем-то, на душе у меня было скверно гораздо хуже, чем можно судить по моему рассказу; и я настоятельно советую по возможности оставаться в Европе или, во всяком случае, в стране, хорошо исследованной и обжитой, нежели отправляться в места, где никто не бывал. Исследования неизведанного славные вещи, ежели их предвкушаешь или на них оглядываешься, когда они уже остались в прошлом, но в самом их процессе приятного мало если, конечно, исследования эти не столь пустяковые, что, в сущности, и не заслуживают своего громкого имени.
V. Река и перевал
Из расчетов, сделанных мной относительно высоты, на которой располагалась долина, оставшаяся по ту сторону седловины, я заключил, что седловина была никак не менее 9000 футов вышиной, а отсюда, что русло, к которому я спустился, находилось в 3000 футов над уровнем моря. Вода в реке текла с бешеной скоростью, перепад высот вдоль по течению составлял не меньше 4050 футов на милю. Не приходилось сомневаться, что русло лежит далее к северу от русла той, что протекает мимо угодий моего нанимателя, и, вероятно, на каком-то участке она течет по непроходимому ущелью (обычное дело для рек в этой стране), прежде чем, покинув теснину, выйти на простор уже известной поселенцам области. По моим прикидкам, в месте, где река выходила из ущелья на равнину, высота над уровнем моря должна была составлять порядка 2000 футов.
Еще до того, как выйти к реке, ничего хорошего я от нее не ожидал, но при ближайшем рассмотрении вид ее понравился мне еще меньше. Она еще не отдалилась от породивших ее ледников, и вода в ней была мутная. Поток был широк, стремителен, бурлив; слышалось, как, подобно гальке на морском берегу, грохочут, стукаясь друг о друга под бешеным напором воды, мелкие камни. О переходе вброд не могло быть и речи. О том, чтобы переправляться вплавь, имея поклажу, нечего было и думать; бросить же ее у меня не хватало духа: я просто не мог себе этого позволить. Единственный шанс состоял в том, чтобы сколотить маленький плот, но и это, во-первых, было трудноосуществимо, а во-вторых, будь он даже сооружен, отнюдь не гарантировало безопасности по крайней мере, учитывая, что управляться с ним мне придется одному, да еще при таком течении.