хлопка. Так что к воротам своим вернулся и снова вспомнил Лукаса, Молли и золотоискательную машину только вечером. В пустом доме, без него, Лукас машину бы не оставил, поэтому он сразу повернул и поехал к Лукасу. В доме было темно; он крикнул; никто не отозвался. Тогда он проехал еще четверть мили, до дома Джорджа и Нат, но и тут было темно, никто не отозвался на его голос. Может быть, угомонились наконец, подумал он. Может быть, они в церкви. Все равно через двенадцать часов уже будет завтрашний день и новые неприятности с Лукасом, а пока будем считать так, по крайней мере, это что-то обычное, известное.
На другое утро, в понедельник, он провел в конюшне битый час, а ни Оскар, ни Дан так и не появились. Он сам открыл стойла, выгнал мулов на пастбище и как раз выходил из кобыльего денника с пустой корзиной, когда в проход ровной усталой рысцой вбежал Оскар. Тут Эдмондс увидел, что на нем еще воскресный костюм светлая рубашка, галстук и диагоналевые брюки с одной разорванной вдоль штаниной, до колена заляпанные грязью.
Тетя Молли Бичем, сказал Оскар. Со вчерашнего дня пропала. Всю ночь искали. Увидели, где она к речке спускалась, по следу пошли. Только больно маленькая и легкая следов почти не оставляет. Дядя Лукас, Нат с Джорджем, Дан и еще люди пока ищут.
Я заседлаю лошадь, сказал Эдмондс. Мулов я выгнал; тебе придется поймать для себя. Живее.
На большом пастбище поймать кого-нибудь было непросто; почти час прошел, прежде чем Оскар приехал верхом на неоседланном муле. И только спустя два часа они нагнали Лукаса, Джорджа, Нат, Дана и еще одного человека, которые шли по следу теряли, искали, находили, теряли и снова находили слабые, легкие отпечатки старушечьих ног, как будто бы без цели блуждавших у реки среди колючих зарослей и бурелома. Нашли ее около полудня, она лежала ничком в грязи, ее чистые вылинявшие юбки и белый фартук были порваны, измазаны, одна рука все еще сжимала ручку золотоискательной машины. Она была жива. Когда Оскар поднял ее, она открыла ничего не видящие глаза, потом закрыла.
Беги, сказал Эдмондс Дану. Возьми лошадь. Скачи к машине и привези доктора Райдаута. Живее Донесешь ее?
Дотащим, сказал Оскар. Она не весит ничего. Меньше этого искательного ящика.
Я ее потащу, сказал Джордж. Все ж таки Нат ей до
Эдмондс обернулся к нему и Лукасу.
Машину неси, сказал он. Вдвоем несите. Ваше счастье, если она что-нибудь найдет по дороге отсюда до дома. Потому что если эти стрелки и шевельнутся когда-нибудь на моей земле, вам этого все равно не видать А разводом я займусь, сказал он Лукасу. Пока она себя не убила. Пока вы с этой машиной вдвоем ее не убили. Ей-богу, не хотел бы я сейчас быть в твоей шкуре. Не хотел бы я лежать сегодня на твоей кровати и думать о том, о чем тебе придется думать.
И вот день настал. Весь хлопок был собран, очищен, увязан в кипы; ударил мороз, досушили и меркой засыпали в закрома кукурузу. Посадив Лукаса и Молли на заднее сиденье, он приехал в Джефферсон и остановился перед судом.
Тебе идти не обязательно, сказал он Лукасу. Тебя, может, вообще не впустят. Но далеко не уходи. Я тебя ждать не буду. И запомни. Тетя Молли получает дом, половину твоего нынешнего урожая и половину твоего урожая каждый год, пока ты живешь на моей земле.
Пока, значит, обрабатываю мою землю.
Пока ты живешь на моей земле, нелегкая ее возьми. Именно так, как я сказал.
Кас Эдмондс дал мне эту землю на всю
Ты меня слышал, сказал Эдмондс.
Лукас посмотрел на него. Прищурился.
Хотите, чтоб я съехал с вашей земли? сказал он.
Зачем? сказал Эдмонс. Чего ради? Если ты все равно будешь бродить по ней ночами, каждую ночь искать клад? Так можешь на ней и поспать днем. А кроме того, ты должен остаться, чтобы выращивать пол-урожая для тети Молли. И не только в нынешнем году. А до тех пор, пока
Да хоть весь, сказал Лукас. И посеем, и соберем. Пусть весь ее будет. У меня вон тут в банке три тысячи долларов, старый Карозерс мне оставил. На мой век хватит если только вы не прикажете подарить кому-нибудь половину. А когда мы с Джорджем Уилкинсом найдем деньги
Вылезай из машины, сказал Эдмондс. Ну. Вылезай.
Председатель суда справедливости сидел в своем кабинете в отдельном домике рядом с главным зданием. По дороге Эдмондсу пришлось поддержать старуху он схватил ее вовремя и снова нащупал под несколькими рукавами почти бесплотную руку, сухую, легкую, хрупкую, как хворостинку. Он остановился, поддерживая ее.
Тетя Молли, сказал он, ты не раздумала? Тебя ведь никто не обязывает. Я отберу у него эту дрянь. Ей-богу
Она хотела идти дальше, тянула
вперед.
Надо, сказала она. Он другую добудет. И первым делом Джорджу отдаст, чтобы вы не отобрали. И найдут, не дай бог, а меня в живых не будет, и помочь не смогу. А Нат моя младшенькая, моя последняя. Остальных не увижу до смерти.
Тогда идем, сказал Эдмондс. Идем.
В суд шли еще несколько человек, другие выходили; люди были и там, но немного. Они тихо стояли позади, дожидаясь своей очереди. В последнюю секунду он сообразил, что она держится на ногах только с его помощью. Он повел ее вперед и все время держал под руку, боясь, что, если отпустит хотя бы на миг, она упадет к его ногам вязаночкой сухого истлевшего хвороста, прикрытой старым чистым вылинявшим тряпьем.