У него даже пальто нет! старая говорит. Как же он, господи, сюда добрался один?
Спросите у него, полицейский отвечает, а я ничего не добился, твердит только, дескать, брат в Мемфисе и он туда хочет.
Это точно, я кивнул, мне в Мемфис надо, сегодня.
Ну, конечно, надо, старая говорит, а ты уверен, что в Мемфисе брата своего найдешь?
Небось найду. Он один у меня, брат-то, и всю жизнь вместе жили. Небось узнаю, как увижу.
А старая глянула на меня и говорит: «Не похож он на мемфисского».
Так он, может, и не мемфисский, полицейский ей отвечает. Ав общем, кто его знает. Много их бродит, и мальчишек, и девчонок, и техасских, и миссурийских, сегодня здесь, завтра там, лишь бы где-нибудь поесть перехватить, бывает, такого карапуза встретишь, что он еще и ходить-то как следует не умеет. Этот-то уверен: в Мемфисе у него, видите ли, брат, да и все тут. Что я могу? пошлю его туда, пусть ищет.
Правильно, старая кивнула, а та, помоложе, села рядом, открыла сумочку, достала ручку, достала бумагу листки какие-то, а старая опять: Ну, милый, надеюсь, ты найдешь брата, а нам тут надо твою историю зарегистрировать. Нам надо знать твою фамилию, и где ты родился, и когда умерли твои родители, и как зовут твоего брата.
Не нужно мне ваших историй, говорю. Мне только до Мемфиса добраться, и все: мне сегодня туда надо.
Видите? это полицейский опять влез. И вроде ему нравится, как я говорю. Я ж вам рассказывал.
Вам везет, миссис Хэбэршем, кондуктор говорит, пожалуй, пулемета у него нет, зато нож нож у него проворный, хоть кому удружит.
А старая все смотрит и смотрит на меня.
Ну, хорошо, говорит. Ладно. Уж не знаю, что и делать.
Я знаю, это кондуктор опять. Куплю ему билет за собственный счет, огражу пассажиров от смертоубийства. Пусть мистер Фут подтвердит, что я гражданское мужество проявил, возместят же мне убытки а может, и медаль дадут, а? Мистер Фут?
А на него никто и внимания не обращает. Старая все стоит уставилась на меня. «Ну, ладно, говорит. Ладно». А потом вдруг вынула доллар из кошелька и дает кондуктору: «Надеюсь, он по детскому билету ездит?» спрашивает.
А кондуктор говорит: «Н-да. Не знаю уж, как и быть. Уволить ведь могут. Скажут: «Почему не упакован? Почему надписи нет «взрывоопасно»? Ну да ладно, рискну».
Ушли они. Только полицейский снова вернулся, сэндвич мне дал. «Найдешь брата, уверен?» спрашивает.
Да как же не найду? отвечаю. Ну, я его не увижу, так он меня увидит. Что ж, он меня не знает?
Тогда и полицейский ушел, а я сэндвич стал есть. Народу в вокзал набивалось все больше, а потом кондуктор сказал, что пора ехать, я влез в автобус совсем как Пит вчера, и мы тронулись.
И я разные города видел. Автобус здорово разошелся, а я вдруг понял: спать хочу сил нет! Так ведь сколько было смотреть всего какой уж тут сон. Автобус из Джефферсона выбрался и пошло: поля, леса, мимо, и вдруг опять город, и этот мимо, и опять поля и леса, а гляди, уж опять город, и склады, и водокачки, и фабрики, а потом мы вдоль насыпи поехали, и я видел, как семафор семафорил и поезд шел, а вот опять город, и еще, и еще, и я совсем носом клюю да нельзя мне было спать. И тут начался Мемфис. Автобус ехал и ехал, и пошли склады. А это и не Мемфис вовсе был, и мы ехали мимо водокачек, труб, фабрик, и если это были лесопилки или ткацкие фабрики, то я в жизни таких больших не видал и так много; а уж где они столько хлопку берут или бревен, чтоб работать, я и вовсе не знаю.
А потом я увидел Мемфис. Тут уж я сразу узнал. Он вырастал и уходил вверх. Будто десяток Джефферсонов собрались вместе и растут к небу выше любой горы по всей Йокнапатофе. И вот мы въехали в город, и автобус пополз и останавливался каждую минуту, и машины так и порскали со всех сторон, а народу было на улицах ну, тьмущая тьма, небось всё Миссисипи в тот день туда съехалось: хорошо хоть кондуктор в Джефферсоне остался, чтоб билет мне продать; и еще эти тетки, интересно, почему они в Мемфис не уехали? И тут автобус совсем остановился. Это была другая автобусная станция, здорово больше, чем которая в Джефферсоне. Я сказал: «Порядок. Где тут вступают в армию?»
Что? спросил кондуктор.
И я повторил: «Где тут вступают в армию?» А-а, говорит, и растолковал, как пройти.
Я сперва боялся, что не найду в таком большом городе, да все обошлось, я и переспросил-то, может, раза два. И пришел. И обрадовался, сил нет, а то люди бегут целая толпа, машины несутся, шум, гром., а теперь уж недолго, думаю; только если и в армию вступило столько же народу, сколько здесь по улицам бегает, то пусть бы Пит меня первый увидел. Ну, вошел я, значит, в комнату. А Пита нет.
Не было его там. Солдат сидел с нашивкой на рукаве, писал; да напротив стояли двое, и, может, еще кто-то был. Вроде, помнится, были какие-то.
Я подошел к столу, где солдат писал, и говорю: «Где Пит?» Он поднял глаза, и я сказал: «Мой брат. Пит Гриер. Он где?»
Что? солдат спрашивает. Кто?
Я ему объясняю: «Пит, вступил вчера в армию и едет в Пирл-Харбор, а я с ним. Отстал малость. Вы куда его дели?» Тут они все стали на меня глядеть, но я не обращаю внимания. «Ну так что, говорю. Он где сейчас?»