Дряни?! вскричал Овчаров. Дряни пить нельзя. Во-первых, каковы коровы, какова сыворотка ну, тогда и можно решать, что такое дрянь. Пожалуй, из всего можно дрянь состряпать.
Он заволновался. Перспектива леченья в Снетках, казалось, готова была исчезнуть как мечта.
Сыворотка?
сказала Настасья Ивановна, глядя во все глаза. Ну, сыворотка обыкновенная.
Нет-с, не обыкновенная.
Какая же, батюшка мой?
Настасья Ивановна заволновалась сама.
Вы растолкуйте, Эраст Сергеич. Может, бог даст Да нет ли у нас сыворотки? Я вам покажу, вы посмотрите Кажется, есть, кажется, я видела Оленька, спроси у Аксиньи Михайловны, если не вылила эту дрянь Как не быть. Поди, Оленька.
Оленька рассмеялась и вышла.
Я ее в рот не беру, а вы мне растолкуйте, Эраст Сергеич.
Овчаров стал подробно объяснять ей, как два медика в Швальбахе запрошлым летом советовали ему лечение, и непременно в Швейцарии, потому что там лучшая сыворотка; как он хотел приютиться для этого в гостинице на Гандеке, но, списавшись еще с докторами, ушел оттуда, потому что молоко там оказалось слишком жестко; как, наконец, выбирая и выбирая, он поселился на Риги, где сыворотка оказалась мягкая, и он остался очень доволен и своим выбором, и своим обществом. Покуда он говорил, вошла опять Оленька, все смеющаяся, и с ней сама Аксинья Михайловна. Старуха несла горшок с сывороткой и остановилась в дверях.
Ну, вот, сказала Настасья Ивановна.
Подойди, покажи, матушка, кликнул Овчаров.
Оленька стояла и улыбалась. Настасья Ивановна стояла тоже молча, ожидая. Овчаров близко наклонился к горшку, осмотрел его, обнюхал и лизнул оттуда. В комнате на секунду было тихо. Должно быть, наконец, Овчаров не нашел существенной разницы между швейцарской и снетковской сывороткой, потому что приподнял голову и сказал:
Да, пожалуй Это еще кое-как годится, сойдет.
Как не сойти, Эраст Сергеич! вскричала Настасья Ивановна, радостно переводя дух. Ведь я коров не на мякине держу. У меня, благодаря бога, лужок поемный; наши снетковские и березовские луга самые лучшие в уезде. Коровы-то не швейцарские, на горе, и никогда такой у меня не было. Лет пять тому, после падежа, еле поправилась, завела скотинку. От черкасской коровы у Марьи Осиповны корова была, так от этой коровы я купила телку Вот горе-то, что сыворотка не от швейцарской, а от черкасской.
Не беда, проговорил сквозь зубы Овчаров, успокаивая ее и сам слегка сконфуженный. За сывороткою я буду наблюдать сам Итак-с, решимте, во-первых, что будет стоить сыворотка?
Настасья Ивановна чуть не онемела.
Как, и за сыворотку хотите платить, Эраст Сергеич?
Я уже сказал за все, возразил Овчаров и пожал плечами.
Я не сумею счесть, чего она стоит?
Потрудитесь сообразить.
Эраст Сергеич, вы меня не конфузьте.
Помилуйте, чем?
Настасья Ивановна замолкла.
Эраст Сергеич, сказала она как-то не своим голосом, вы меня обижаете. Я, старуха, вас маленьким знала, и мой Николай Демьяныч Бывало, вашу маменьку и вас угостить праздник для меня был А теперь вам угодно со мной изо всякого куска, из-за какой-нибудь поганой сыворотки считаться! Разве я ростовщица какая или корыстная женщина? Это обидно, обидно, Эраст Сергеич. Я не могу. Да я не могу и счесть, что все это стоит.
В таком случае я не жилец ваш, Настасья Ивановна, возразил Овчаров и взял фуражку.
Настасья Ивановна потупилась и не встала с места. Она была огорчена до последней степени. Овчаров это заметил.
А лучше, сказал он, поступимте как умные люди. Деньги сами по себе, а расположение ваше само по себе. Одно другому нисколько не мешает. Вы мне напишите условия, а я их выполню, и останемся добрыми приятелями без ссор и столкновений. Иначе и жить нельзя, иначе я и не останусь. Что же, разве вам приятнее отказать мне, когда я с пользой могу провести лето?
Ну, как вам будет угодно; платите, пожалуй, выговорила Настасья Ивановна.
Давно бы так. Потрудитесь счесть.
Настасья Ивановна засмеялась.
Ну, сочту, сочту, батюшка, не теперь дайте подумать. Разве скоро сообразить такие головоломные счеты да расчеты! А вы устраивайтесь.
Сегодня же. Только прошу вас, чтобы сегодня же были готовы условия, без проволочек.
Хорошо, хорошо Так как же это так?.. В бане, Эраст Сергеич?
Что же?
Настасья Ивановна задумалась, замолчала и поглядывала на свои стены.
Лучше бы в доме.
Я вам уже сказал
Лучше бы в доме, продолжала она, не внемля, да у меня гостья. И то была бы не беда, места бы достало для хорошего человека Но гостья такая
Она таинственно понизила голос. Овчаров вспомнил, что хозяйка делала это уже во второй раз, с оглядкой поминая о какой-то гостье. Это его немножко заинтересовало. И так как его жизнь в Снетках была уже решена, а усталость от прогулки еще не совсем прошла, то он
решился остаться еще несколько минут и узнать, что это за таинственная деревенская гостья.
Вероятно, у вас больная родственница? спросил он.
Родственница, да не простая, батюшка, отвечала Настасья Ивановна и вдруг наклонилась к самому уху Овчарова: Святая. С неделю гостит.
Какая святая?
Анна Ильинишна Бобова. Она мне внучатая сестра. Я ее отроду-то раза два видела: в год Оленькиного рожденья, как ездила в Москву с Николаем Демьянычем, и в год его кончины, как была у Троицы-Сергия. Анна Ильинишна эта она осталась лет двенадцати после отца и матери и жила у благодетельницы, княгини Пальцевой слыхали в Москве? То есть не у благодетельницы, потому что у Анны Ильинишны есть свой капитал небольшой от родителей. Княгиня призрела ее, потому что любила, чтоб в доме у нее много проживало и чтоб за ней ухаживали. Набожная была старуха, а куда злая царство небесное. О ней и в нашем городе порассказывают. Вы, верно, слыхали?