проторгуется не унывает. «Что ж, говорит, конь о четырех ногах, да спотыкается; а торговля не стоит; не то товар, что лежит, а то, что бежит».
Жена его, бедная, хорошо эту пословицу знала: с тех пор как он женился, уж третью хату перепродал. Как его нет дома жена все жалуется людям: «Какие были хаточки жить бы да бога хвалить! Нет, выгодно, говорит, дают! продал. Теперь убираю эту пустку. Да нет и охоты убирать продаст тотчас, не пожалеет и лет моих, что я бьюсь, хлопочу неустанно». Если ж он дома, то как ей ни желательно с ним поссориться, нельзя никак придраться к нему. Он ей привезет и очинок и платок, всегда что-нибудь новенькое, и покупку свою так красно покажет, а продажу так выставит выгодно, так словами подделается, такого ей наскажет (а жена была любопытная из любопытных!) что она слушает его да и заслушается. Да тогда только туман спадет с нее, когда муж опять из дому вырвется куда-нибудь на ярмарку.
Откуда бог несет? спрашивает мать Иваненка.
Катря идет вперед, не слушает ничего, только по привычке поклонилась Иваненку.
А вот, говорит Иваненко был в Зайчиках, был в Лебедовке, в Хмелинцах был
Должно быть, в Хмелинцах ярмарка славная, перебила мать, вот и Чайчиха туда поехала, не видали ее?
Как не видать! Я всех видел. Ходит она по ярмарке, словно деньги потеряла.
Отчего ж так? Она ведь там с сыном?
А сын ходит, словно разум потерял а хорошая вдова веселится, что потерю нашла
Какая вдова?
Хорошая, молодая, свежая Вот, если бы таких продавать либо покупать были бы торги, скажу вам!
Кто ж это такая?
Увидевши диво, нельзя не спросить, откуда взялось? Она Терничихою прозывается.
Верно, Чайченко ее сватать хочет?
Там их столько сватается, что за день не перевешаешь; сватают, а кому достанется, это уж она знает.
Будьте здоровы!
Прощайте! Помогай вам бог.
Катря далеко вперед прошла, ничего этого не слыхала.
Боже мой милосердый! говорила мать в тоске, идя по дороге. Боже мой милостивый!
Думала-думала, как Катре сказать о том, что слышала да, поравнявшись, прямо ей всю правду и говорит, сама плачет: «Не печалься, дитя мое, не ты первая, не ты последняя горе терпишь. Забудь его он не стоит твоей ангельской душеньки!»
Зачем, мама, меня обманывать? грустно говорит Катря.
Хоть побожиться, что все это мы слышали от Иваненка.
Ну довольно, отвечает Катря. Как вошла в хату, прилегла на лавке, склонившись на окошечко, глядит в окно да думает.
Как поворотилась, то даже страшно нам стало как из воску слеплена, только очи светят.
Ты больна, верно, душечка? Что с тобою?
Ничего! Я подумала: что, если это правда была, что он другую полюбил Я только подумала, а поверить никогда не поверю. Он сам скажет мне, если это правда ему только поверю
На другой день она опять пошла в Любчики; на третий день тоже. Что мать уговаривала, сердилась даже не слушает. Не говорит ни слова, все думает и меняется в лице, и всякий день в Любчики.
Если я, бывало, за нею пойду, она меня и не заметит.
Войдет в село а хата Чайченкова от леса с краю придет к той хате, поглядит на запертые двери, на глухой двор, постоит долго, да и домой идет, словно не в своем уме.
X
Села старушка на лавке, спрашивает: все ли благополучно, все ли хорошо?
Я на нее гляжу она сильно изменилась, пока мы ее не видали; на стороне сразу не узнать бы.
Ох, не очень-то хорошо, отвечает ей мать, не так, как бы мое сердце желало!
А что старый ваш за наших деток говорит? Сжалится ли он когда над ними?
Катря, что до тех пор все сидела как в лихорадке, прислушиваясь, как кинется при этом слове, обняла Чайчиху, зарыдала: «Где Яков мой?» И ударилась в слезы.
Старушка ее ласкает, говорит, что он дела свои покончил, что скоро будет к ней, что здоров Мать взяла Катрю за руки; я дала ей водицы испить.
Когда он будет? спросила Катря Чайчиху.
Да пришел бы завтра рано, если бы не отец твой.
Отца нету.
Так придет рано утром.
Завтра утром рано!
Завтра рано! повторила Катря ухватила руку Чайчихи и поцеловала ее.
Что ж отец говорит? спрашивает Чайчиха. Какой ответ последний?
Мать ей все рассказала. Всплеснула Чайчиха руками:
Господи мой! За что моему дитяти счастья нет!
Мать в тревоге поглядывала на свою Катрю.
Полно, говорит,
что это вы!
По век будет его доля горькая! Так ему суждено! Не будет ему никогда пары! Не будет счастья!
Катря вскочила, и мы испугались: что это она сказала?
Как суждено? Кто ему судил?
А та вдова, то мое неотвязное горе, говорит Чайчиха, утирая сухие очи. Не судил нам господь породниться, да вы мне все-таки как самая милая родня расскажу ж вам мое горе!
Знаете, что мы жили в Хмелинцах; была там у нас в селе вдова красивая, пышная, на диво. Терничихою звали ее Пойдет ли танцевать, станет ли выдумывать, болтать в компании, чужие слова на лету хватает, своими засыплет И так каждого обойдет, кого захочет, как нечистая, прости бог, сила. Я таки с первого разу, как ее увидала, подумала: нехороши у этой вдовы глаза! Тогда еще почуяло сердце мое! А глаза у ней большие, яркие, как ножи режут.
С той поры как привязался мой Яков к ней, никуда не годен стал парубок ни к работе, ни к хозяйству. И забавы и гулянья молодецкие все бросил. Где она, там его и глаза, там и все мысли его