согласие на брак, он, вероятно, рассчитывал с помощью дочери упрочить свое положение в Квиринальском дворце, не порывая при этом связей и с Ватиканом. Конечно, родство с какими-то Сакко, людьми низкого происхождения, мучительно оскорбляло его гордость. Но, с другой стороны, Сакко был министром, он так преуспевал, так быстро шел в гору, что после портфеля министра земледелия вполне мог получить и вожделенный портфель министра финансов. Подобное родство обеспечивало князю благоволение короля и надежное покровительство двора, в случае если бы партия папы потерпела крах. К тому же Буонджованни навел справки о сыне министра, и его с первой же встречи невольно покорил Аттилио, такой красивый, мужественный, прямодушный, олицетворение славного будущего Италии. Он был офицером, и ему, возможно, предстояла блестящая военная карьера. Главной причиной, побудившей князя уступить, была, как утверждали злые языки, его необычайная скупость: озабоченный тем, как поделить состояние между пятью детьми, он обрадовался случаю выдать Челию замуж с самым ничтожным приданым. Зато уж, дав согласие на брак, он решил отметить помолвку пышным празднеством, роскошным балом, какие не часто дают в Риме в последнее время: он открыл двери для всего города, пригласил королевскую чету, разукрасил дворец с блеском и великолепием былых времен, не жалея денег, над которыми обычно так трясся, как бы желая показать этим широким жестом, что он господин в своем доме, что князьям Буонджованни нечего скрывать и нечего стыдиться. Как полагали, идея празднества исходила не от него, а была незаметно подсказана ему Челией, кроткой, невинной Челией, которая гордилась своим счастьем и мечтала показаться под руку с Аттилио перед всем Римом, восхищая гостей этой романтической историей с благополучным концом, счастливым, точно в волшебной сказке.
Черт возьми! крикнул Нарцисс, с трудом протискиваясь вперед. Мы никогда не доберемся до двери. Они, должно быть, пригласили весь город!
Пьер выразил удивление, что к дворцу подъехал в карете какой-то прелат.
О, вы встретите здесь немало духовных лиц, сказал Нарцисс. Пожалуй, кардиналы и не решатся приехать, зная о прибытии королевских особ, но уж прелаты явятся непременно. Ведь это нейтральная почва, в таком салоне могут свободно общаться «черные» и «белые». Кроме того, подобные торжества случаются не часто, все жаждут сюда попасть.
Он пояснил, что, помимо двух парадных балов, которые даются зимою при дворе, в городе не бывает больших приемов, и нужны исключительные обстоятельства, чтобы вынудить римскую знать разориться на подобное празднество. В двух или трех салонах церковников еще дают званые вечера в конце карнавала. Но все чаще в Риме вместо пышных балов устраивают небольшие вечеринки. У нескольких княгинь есть свои приемные дни. Что же касается немногих светских гостиных, то здесь в тесном кругу собирается довольно смешанная публика, и ни одна хозяйка дома не сумела еще создать блестящий салон и стать признанной царицей нового светского общества.
Наконец-то мы вошли, сказал Нарцисс, добравшись до площадки лестницы.
Не покидайте меня! воскликнул Пьер с беспокойством. Я здесь никого не знаю, только немного знаком с невестой, пожалуйста, представьте меня хозяевам.
Но им понадобилось еще много усилий, чтобы подняться по широкой лестнице, протискиваясь в тесной толпе гостей. Никогда в прошлом, во времена восковых свечей и масляных ламп, парадная лестница не была так ярко освещена. Электрические лампочки сверкали белыми гроздьями в роскошных бронзовых канделябрах, украшавших площадки, заливая все вокруг ослепительным светом. Оштукатуренные под мрамор стены были завешаны чудесными гобеленами с изображением мифа об Амуре и Психее, фамильным сокровищем, хранившимся в семье со времен Возрождения. Толстый пушистый ковер покрывал стертые от времени ступени, а по углам зеленели декоративные растения и высокие пальмы. Старинный дворец словно обновился, согрелся от людского дыхания, в нем возродилась жизнь, когда его заполнила толпа веселых, благоухающих, сверкавших брильянтами женщин с обнаженными плечами.
Поднявшись вместе с Нарциссом наверх, Пьер увидел у входа в первую залу князя и княгиню Буонджованни; они стояли рядом, любезно встречая гостей. Князь, бывший капитан папской гвардии, был высокий, худощавый старик, белокурый с проседью; светлые глаза, унаследованные от матери-северянки, выделялись на его смуглом энергичном лице. Княгиня, все еще красивая женщина, с круглым, нежным личиком, которой на вид было не больше тридцати лет, хотя ей уже стукнуло сорок, безмятежно улыбалась; всегда спокойная, уравновешенная,
она любила только себя и свою красоту. На ней было розовое атласное платье и драгоценный убор из крупных рубинов, ослепительно сверкавших на ее нежной коже и в тонких светло-русых волосах. Ее старший сын путешествовал, три младшие дочери еще учились в пансионе, из пятерых детей при ней находилась только Челия, очаровательная Челия, тоже белокурая, в легком платье из белого шелка, с огромными чистыми глазами и невинной улыбкой, сохранившая горделивый вид непорочной лилии, загадочная в своей девственной прелести. Семейство Сакко только что прибыло, и Аттилио стоял рядом с невестой, в скромном мундире лейтенанта, блистая молодостью и силой, так простодушно, так открыто радуясь своему счастью, что его нежные губы расплывались в улыбке и красивое, мужественное лицо сияло восторгом. Оба нареченных встречали гостей у входа; влюбленные, торжествующие, они казались олицетворением радости, жизненной силы, светлых надежд на будущее, и все при виде их растроганно улыбались, забывая о прежних сплетнях и злословии, от души сочувствуя этой прекрасной, счастливой влюбленной паре.