Лукас! Лукас! шептала она. И ты мог усомниться во мне! И ты мог обнимать другую! Ах, горю нашему помочь нельзя!
Глава XXIX Post nubila Diana
Все подняли головы и увидели, что на балконе стоит женщина, одетая с головы до ног в черное.
Госпожа! воскликнули слуги и бросили орудовать палками.
Моя жена! прошамкал дон Эухенио.
Пропустите их. Сеньор коррехидор разрешает, прибавила сеньора.
Слуги расступились, и сеньор Суньига и его спутники вошли в переднюю, а затем стали подниматься по лестнице. Ни один преступник не подымался на эшафот таким неверным шагом и с таким искаженным от страха лицом, как шел коррехидор по ступенькам лестницы собственного дома. Однако мало-помалу мысль о бесчестии, нанесенном его имени, властно вытеснила мысли о досадных злоключениях, в которых он сам был повинен, и о том смешном положении, в котором очутился.
«Прежде всего, размышлял он, я Суньига-и-Понсе де Леон!.. Горе тем, кто об этом забыл! Горе моей супруге, если она бросила тень на мое имя!»
Глава XXX Знатная сеньора
Она стояла в зале одна, устремив взгляд на дверь.
Это была очень важная дама, еще довольно молодая, отличавшаяся той кроткой и вместе с тем строгой красотой, в которой более христианского, нежели языческого. Одета она была благородно и просто, по требованию моды того времени. На ней было короткое, облегающее фигуру платье из тонкой черной шерсти с пышными буфами; белая, с желтоватым оттенком, косынка шелкового кружева была накинута на ее великолепные плечи; длинные митенки из черного тюля закрывали большую часть ее мраморных рук. Она величественно обмахивалась огромным веером, привезенным с Филиппинских островов, а в другой руке держала кружевной платочек, все четыре уголка которого свешивались столь симметрично, что их можно было сравнить только с образцовым поведением самой хозяйки.
В этой красивой женщине было нечто от королевы и много от аббатисы, и потому весь ее облик внушал окружающим благоговение и вместе с тем страх. К тому же ее костюм, необычайно парадный для столь позднего часа, ее горделивая осанка, яркое освещение в зале все свидетельствовало о том, что супруга коррехидора вознамерилась придать этой сцене некую театральность, особую торжественность, которая составила бы контраст с низкими и грубыми проделками мужа.
Заметим, наконец, что сеньору звали донья Мерседес Каррильо де Альборнос-и-Эспиноса де лос Монтерос и происходила она по прямой линии от славных завоевателей этого города. Родные по соображениям светского тщеславия принудили ее связать себя узами брака со старым и богатым коррехидором, и она, мечтавшая уйти в монастырь, ибо природная склонность влекла ее к затворничеству, решилась на это самопожертвование.
Ко времени описываемых событий у нее уже было два отпрыска от резвого мадридца; поговаривали, что ожидается и третий
Однако обратимся к нашему рассказу.
Глава XXXI Мера за меру
Мерседес! вскричал коррехидор, явясь пред очи своей супруги. Я немедленно должен знать
А, дядюшка Лукас! Вы здесь? перебила его коррехидорша. Что-нибудь случилось на мельнице?
Сеньора! Мне не до шуток! ответил рассвирепевший коррехидор. Прежде чем давать вам объяснения, я должен знать, что сталось с моей честью
Это уж не моя забота! Разве вы мне поручили ее хранить?
Да, сеньора Вам! ответил дон Эухенио. Жены всегда оберегают честь своих мужей!
В таком случае, дорогой Лукас, спрашивайте об этом свою жену Тем более, что она здесь.
Из груди сеньи Фраскиты, стоявшей в дверях, вырвался стон.
Войдите, сеньора, и садитесь, прибавила супруга коррехидора, с царственным величием обращаясь к мельничихе, а сама направляясь к софе.
Благородная наваррка сразу же оценила все великодушие этой оскорбленной супруги оскорбленной, быть может, вдвойне Не менее великодушно она сумела подавить в себе естественные порывы и сохранила учтивое молчание. Уверенная в своей невиновности, в своей правоте, сенья Фраскита не спешила оправдываться. Она жаждала бросить обвинение, но уж конечно не жене коррехидора Ей не терпелось свести счеты с Лукасом, а Лукаса-то и не было.
Сенья Фраскита!.. повторила знатная дама, видя, что мельничиха так и не сдвинулась с места. Я же вам сказала: входите и садитесь.
Это второе приглашение было сделано уже более сердечным и радушным тоном, чем первое. Должно быть, коррехидорша, глядя на достойную манеру держать себя и мужественную красоту этой женщины, тоже почувствовала, что перед ней не презренное и низкое существо, а, может быть, такая же несчастная женщина, как и она, несчастная лишь потому, что судьба свела ее с коррехидором.
Обе женщины, считавшие себя вдвойне соперницами, обменялись умиротворенными и всепрощающими взглядами и с удивлением заметили, что души их тянутся одна к другой, как сестры, внезапно узнавшие друг друга.