Закутайся получше, а то холодно сказала сенья Фраскита, закрывая дверь на ключ, на засов и на задвижку.
Не было ни прощальных возгласов, ни поцелуев, ни объятий, ни долгих взглядов.
Да и к чему они?
Глава XVI Зловещая птица
Мельник ехал верхом на ослице, альгвасил погонял ее сзади своим символом власти, причем оба хранили полное молчание: и вдруг, когда четверть мили осталось уже позади, они увидели, что над косогором, прямо на них, летит огромная птица. Ее силуэт вырисовывался на фоне неба, освещенного луной, с такой четкостью, что мельник невольно воскликнул:
Тоньюэло, да это Гардунья на своих проволочных ножках и в треуголке!
Но прежде чем Тоньюэло успел ответить, тень, без сомнения желавшая избежать этой встречи, свернула с дороги и понеслась прямо через поле со скоростью настоящего хорька.
Ничего не вижу как ни в чем не бывало вымолвил наконец Тоньюэло.
Я тоже, ответил дядюшка Лукас.
И подозрение, запавшее в ревнивую душу горбуна еще на мельнице, начало облекаться во все более явственные и ощутимые формы.
«Этим путешествием, рассуждал он сам с собой, я обязан хитрости влюбленного коррехидора. Его объяснение, которое я подслушал сегодня с крыши беседки, показывает, что этому старикашке из Мадрида явно не терпится. Ночью он наверняка еще раз наведается на мельницу, потому-то он и выманил меня оттуда. Ну, ничего! Фраскита в грязь лицом не ударит. Она не отворит двери, даже если дом подожгут. А хотя бы и отворила Если коррехидор пустится на хитрости и как-нибудь проникнет к моей бесценной наваррке, все равно старый мошенник уйдет несолоно хлебавши. Фраскита в грязь лицом не ударит!.. А все-таки хорошо бы вернуться пораньше!»
Но тут дядюшка Лукас и альгвасил прибыли наконец в село и направились к дому сеньора алькальда.
Глава XVII Деревенский алькальд
А, дядюшка Лукас! воскликнул алькальд, почесывая в затылке, словно стараясь привести в действие извилину обмана и лжи. Как поживаешь? А ну-ка, писарь, поднеси стакан вина дядюшке Лукасу! А сенья Фраскита? Все такая же красавица? Давненько я ее не видал! Да А какой, брат, нынче хороший выходит помол! Ржаной хлеб не отличишь от чистого пшеничного! Так, так Ну ладно, садись, отдохни. Слава богу, нам торопиться некуда.
Я и сам терпеть не могу торопиться! подхватил дядюшка Лукас; до сих пор он не раскрывал рта, но подозрения его все возрастали от этого дружеского приема, последовавшего за столь грозным и срочным приказом.
Так вот, Лукас, продолжал алькальд, раз у тебя нет никаких спешных дел, переночуй-ка здесь, а рано утром мы обсудим наше дельце
Ну что ж ответил дядюшка Лукас с иронией и коварством, которые ни в чем не уступали дипломатии сеньора Хуана Лопеса. Раз дело терпит можно перекочевать и не дома.
Дело неспешное и для тебя не опасное, прибавил алькальд, введенный в обман тем самым человеком, которого хотел обмануть. Можешь быть совершенно спокоен. Эй, Тоньюэло, пододвинь-ка Лукасу ящик, пусть сядет.
Стало быть пропустим еще? сказал мельник, усаживаясь.
Держи, сказал алькальд, протягивая ему полный стакан.
Из таких рук приятно и выпить Споловиньте, ваша милость!
Что ж, за твое здоровье! произнес сеньор Хуан Лопес, выпивая половину.
За ваше, сеньор алькальд! ответил дядюшка Лукас, допив остальное.
Эй? Мануэла! позвал алькальд. Поди скажи хозяйке, что дядюшка Лукас остается у нас ночевать. Пусть постелит ему на чердаке.
Э, нет! Ни в коем случае! Я и на сеновале высплюсь как король.
Имей в виду, что у нас есть постели
Охотно
верю! Но зачем беспокоить семью? У меня с собой шинель.
Ну, как хочешь Мануэла, скажи хозяйке, что ничего не надо
Вы только уж позвольте мне сейчас же лечь спать, вовсю зевая, продолжал дядюшка Лукас. Вчерашнюю ночь у меня было пропасть работы, я даже глаз не сомкнул.
Ладно! с величественным видом дал разрешение алькальд. Можешь идти хоть сейчас.
Нам тоже пора домой, заметил пономарь, заглядывая в большой глиняный кувшин и желая выяснить, не осталось ли там чего-нибудь. Должно быть, уже десять или около того.
Без четверти десять, сообщил писарь, предварительно разлив по стаканам остатки вина, отпущенного на этот вечер.
Итак спать, господа! возвестил амфитрион, осушая свою порцию.
До завтра, сеньоры, попрощался мельник, допивая стакан.
Обожди, тебе посветят Тоньюэло! Проводи дядюшку Лукаса на сеновал.
Сюда, дядюшка Лукас! сказал Тоньюэло и прихватил с собой кувшин, в надежде найти в нем еще хоть каплю вина.
Бог даст, до завтра, прибавил пономарь, выливая себе в глотку остатки из всех стаканов.
С этими словами он отправился домой, пошатываясь и весело распевая De profundis.
Ну, сеньор, сказал алькальд писарю, когда они остались вдвоем, дядюшка Лукас ничего не заподозрил. Мы можем спать спокойно. Пожелаем коррехидору успеха
Глава XVIII Из которой читатель узнает, что у дядюшки Лукаса был очень чуткий сон
На скотном дворе под большим навесом обычно стояло до восьми верховых животных разных пород, причем все они принадлежали к слабому полу. Лошади, мулы и ослы мужского пола составляли отдельный лагерь и находились в особом помещении, по соседству.