Ваша милость продолжает на меня гневаться? вкрадчиво спросила наваррка.
Убедившись, что суровость приносит хорошие плоды,
коррехидор обратил на сенью Фраскиту сердитый взгляд, но, встретившись с ее обольстительной улыбкой и божественными очами, в которых светились мольба и ласка, мгновенно сменил гнев на милость. Шамкая и присвистывая, обнаруживая при этом больше чем когда-либо полное отсутствие как передних, так и коренных зубов, он проговорил:
Все зависит от тебя, любовь моя!
В этот момент сверху спустился дядюшка Лукас.
Глава XII Десятины и примиции
Теперь, ваше превосходительство, отведайте моего винограда!
Как хороша была в этот миг прекрасная наваррка (такой бы я ее и написал, если б обладал даром Тициана) свежая, обольстительная, великолепная, в узком платье, подчеркивающем изящество ее полной фигуры; с поднятыми над головой обнаженными руками, с прозрачной кистью винограда в каждой из них, она стояла против зачарованного коррехидора, обращаясь к нему с обезоруживающей улыбкой и молящим взором, в котором проступал страх.
Это первый виноград в нынешнем году сеньор епископ его еще не пробовал
Сейчас она походила на величественную Помону, подносящую плоды полевому божеству сатиру.
В это время на краю мощеной площадки показался досточтимый епископ местной епархии в сопровождении адвоката-академика, двух каноников преклонных лет, а также своего секретаря, двух домашних священников и двух пажей.
Его преосвященство на некоторое время задержался, созерцая эту столь комическую и столь живописную сценку, и наконец сказал спокойным тоном, как обычно говорили прелаты того времени:
Пятая заповедь гласит: платить десятины и примиции святой церкви, так учит нас христианская религия; а вот вы, сеньор коррехидор, не довольствуетесь десятиной, но хотите поглотить еще и примиции.
Сеньор епископ! воскликнули мельник и мельничиха и, оставив коррехидора, поспешили подойти под благословение к прелату.
Да вознаградит господь ваше преосвященство за ту честь, которую вы оказали нашей бедной хижине! почтительно произнес дядюшка Лукас, первым прикладываясь к руке епископа.
Как хорошо вы выглядите, сеньор епископ! воскликнула Фраскита, прикладываясь к руке пастыря вслед за Лукасом. Да благословит вас бог и да хранит он вас мне на радость, как он хранил старого епископа, хозяина Лукаса!
Ну, тогда уж не знаю, чем я могу служить тебе, если ты сама даешь благословение, вместо того чтобы просить его у меня, смеясь, ответил добродушный пастырь.
И, подняв два пальца, прелат благословил сенью Фраскиту, а затем и всех прочих.
Пожалуйста, ваше преосвященство, вот примиции! сказал коррехидор, взяв из рук мельничихи гроздь винограда и любезно поднося ее епископу. Я еще не успел отведать
Коррехидор произнес эти слова, бросив быстрый и дерзкий взгляд на вызывающе красивую мельничиху.
Не оттого ли, что виноград зелен, как в басне? заметил академик.
Виноград в басне, возразил епископ, сам по себе не был зелен, сеньор лиценциат, он просто был недоступен для лисицы.
Ни тот, ни другой не имели видимого намерения задеть коррехидора, но оба замечания попали прямо в цель, точно вновь пришедшие угадали все, что тут произошло; дон Эухенио де Суньига побледнел от злости и сказал, прикладываясь к руке прелата:
Вы, что же, считаете меня лисой, ваше преосвященство?
Tu dixisti! ответил епископ с ласковой суровостью святого, каковым, говорят, он был на самом деле. Excusatio non petita, accusatio manifesta. Qualis vir, talis oratio. Но: satis jam dictum, nullus ultra sit sermo. Что одно и то же. Однако оставим латынь и обратимся к этому превосходному винограду. И он отщипнул всего одну виноградинку от кисти, которую поднес ему коррехидор.
Отменно хорош! воскликнул епископ, разглядывая виноград на свет и тут же передавая его дальше, своему секретарю. Как жаль, что он не идет мне впрок!
Секретарь также повертел в руках кисть, сделал жест, выражавший почтительное восхищение,
и в свою очередь передал ее одному из домашних священников.
Священник повторил действия епископа и жест секретаря и даже до того увлекся, что понюхал виноград, а затем с великой бережностью уложил его в корзину и вполголоса сообщил:
Его преосвященство постится.
Дядюшка Лукас, следивший взором за виноградом, осторожно взял его и незаметно для окружающих съел.
После этого все уселись; поговорили о том, какая сухая стоит осень, несмотря на то, что бури осеннего равноденствия уже миновали; обсудили возможность новой войны между Австрией и Наполеоном; утвердились во мнении, что императорские войска никогда не вторгнутся в Испанию; адвокат пожаловался на смутные и тяжкие времена и позавидовал безмятежным временам отцов, подобно тому как отцы завидовали временам дедов. Попугай прокричал пять часов, и по знаку епископа младший из пажей сбегал к епископской коляске (она остановилась в том же овражке, где спрятался альгвасил) и возвратился с превосходным постным пирогом, который всего час назад был вынут из печи. На середину площадки вынесли небольшой столик, пирог разрезали на равные куски. Дядюшка Лукас и сенья Фраскита тоже получили свою долю, хотя долго отказывались принять участие в трапезе И в течение получаса под лозами, сквозь которые пробивались последние лучи заходящего солнца, царило поистине демократическое равенство.