Подвергаюсь!.. Подвергаюсь!.. А вот мы так всему готовы подвергнуться ради вашего превосходительства, и не только мы с Лукасом, а и весь наш дом, включая кошек.
А ты меня за это полюбишь? запинаясь, промолвил коррехидор.
Нет, сеньор, я ведь и так люблю ваше превосходительство.
Пожалуйста, не обращайся ко мне так церемонно! Говори просто «вы» или как там тебе заблагорассудится Так ты полюбишь меня? А?
Я же сказала, что я вас и так люблю.
Но
Никаких «но». Вот вы увидите, как красив мой племянник и какой он хороший.
Уж если кто красив, так это ты,
Фраскуэла!..
Я вам нравлюсь?
Еще как нравишься!.. Ты лучше всех на свете!
Что ж, тут нет ничего удивительного, молвила сенья Фраскита, закатывая рукав и обнажая свою руку выше локтя, а рука у нее была белее лилии и такой же безукоризненной формы, как у статуи.
Нравишься ли ты мне?.. продолжал коррехидор. Днем и ночью, в любое время, везде и всюду я думаю только о тебе!..
Так выходит, вам не нравится ваша супруга? спросила сенья Фраскита с таким притворным состраданием, что тут рассмеялся бы даже ипохондрик. Какая жалость! Мой Лукас видел ее, когда чинил часы в вашей спальне, он мне говорил, что ему даже посчастливилось побеседовать с ней и что она такая красивая, добрая, приветливая.
Ну уж пробормотал коррехидор с явным неудовольствием.
Правда, другие говорили мне, продолжала мельничиха, что у нее скверный характер, что она очень ревнива и что вы боитесь ее, как огня
Ну уж возразил дон Эухенио де Суньига-и-Понсе де Леон, сильно покраснев. Это уж чересчур! Конечно, у нее есть свои причуды Но бояться ее никогда! Ведь я же коррехидор!..
Но все-таки скажите, любите вы ее или нет?
Сейчас скажу Я очень ее люблю вернее сказать любил до того, как узнал тебя. Но с тех пор как я увидел тебя, не знаю, что со мною сталось; и она сама замечает, что со мной творится что-то неладное. Достаточно тебе сказать, что теперь прикоснуться, например, к лицу жены для меня все равно, что прикоснуться к своему собственному Так вот, понимаешь, я уже не люблю, я уже не испытываю к ней никаких чувств А вот за то, чтобы только коснуться этой ручки, этого локотка, этого личика, этого стана, я отдал бы все на свете.
С этими словами коррехидор попробовал было завладеть обнаженной рукой сеньи Фраскиты, которой она помахивала перед самым его носом; но сенья Фраскита, не теряя самообладания, протянула руку и со спокойной, но непреодолимой силой слоновьего хобота толкнула коррехидора в грудь и опрокинула его навзничь вместе со стулом.
Пресвятая богородица! воскликнула наваррка, заливаясь смехом. Видно, стул-то был сломанный
Что случилось? крикнул тут дядюшка Лукас, просунув свою уродливую физиономию сквозь виноградные лозы.
Коррехидор все еще лежал на полу и с неописуемым ужасом взирал на человека, который смотрел на него как бы с облаков.
Можно было подумать, что его превосходительство это сам дьявол, поверженный, правда, не архангелом Михаилом, а каким-то демоном из преисподней.
Что случилось? поспешила ответить сенья Фраскита. Да вот сеньор коррехидор подвинул стул, покачнулся и грохнулся.
Господи Иисусе! воскликнул мельник. Не ушиблись ли вы, ваше превосходительство? Может, вас растереть уксусом?
Нет, ничего, с трудом поднимаясь, ответил коррехидор и прибавил шепотом, но так, что сенья Фраскита его услышала:
Ты мне за это заплатишь!
Зато ваше превосходительство спасли мне жизнь, сказал Дядюшка Лукас, не слезая сверху. Представь себе, жена, залез я сюда, разглядываю гроздья и вдруг нечаянно задремал на этих тоненьких лозах и перекладинах, а ведь тут между ними такое пространство, что я вполне мог бы провалиться Так что если бы вы, ваше превосходительство, не упали и не разбудили меня вовремя я бы наверняка разбил себе голову об эти камни.
Ах, вот оно что! воскликнул коррехидор. В таком случае, Лукас, я рад Очень рад, что упал А ты мне за это заплатишь! повторил он, обращаясь к мельничихе.
Коррехидор произнес эти слова с выражением сдержанной ярости, так что сенье Фраските стало не по себе.
Она ясно видела, как сперва коррехидор испугался, решив, что мельник все слышал, но затем, уверившись в противном, ибо притворное спокойствие Лукаса могло бы обмануть человека и более проницательного, он дал волю своему гневу и начал замышлять планы мести.
Ладно! Слезай скорей да помоги мне почистить его превосходительство! крикнула мельничиха. Вон он как запылился!
И пока дядюшка Лукас слезал, она успела шепнуть коррехидору, стряхивая с него пыль своим передником, правда попадая при этом больше по шее, чем по камзолу:
Он ничего не слышал Бедняга спал как убитый
Не столько самые эти слова, сколько таинственность, с которой сенья Фраскита давала понять коррехидору, что она с ним в заговоре, подействовали на него умиротворяюще.
Плутовка! Негодница! пробормотал дон Эухенио де Суньига, пуская слюну от умиления, но все еще ворчливым тоном.