Жаль, нет Сеньки. Было б с кем поговорить,
отвести душу. Как он мог сбежать в деревню! Ни понять его, ни простить ему Альда не могла. А может, случилось что? Не мог же он просто вот взять и уехать. Выходит, все же мог. Но упрекать Сеньку Альда не могла долго и больше оправдывала. Нет, просто что-то случилось такое, чего она не знает.
Так за раздумьем ее незаметно и одолел сон.
Проснулись все бодрые, задорные, готовые на любой путь. А путь у них еще долгий, и сил понадобится много. Впереди столько интересного. Пойдет жизнь под открытым небом, в палатках на берегу горной речки или горного озера, вся в поисках к в движении. И столько предстоит увидеть! Альде сделалось очень-очень радостно.
Сразу же, едва из-за гор выглянуло еще прохладное солнце, привели двух башкирских лошадок с проводником. И когда их Грек успел обо всем договориться? Значит, легче будет шагать. Вьючные кони увезут многое. Палатки, продовольствие, снаряжение. За плечами останутся лишь рюкзаки. Очень здорово придумал их Грек.
Ничего, не спешите радоваться! не обольщал он ребят. Тягостей впереди еще достанет. У нас ой-е-ей путь!
Но ребят не очень беспокоило, что будет впереди, и любое ожидание их больше радовало. Зато сейчас не тащить столько на себе.
Наконец тронулись в путь. Прощай, радушный Тирлян! Их дорога вдоль Белой лежит через увалы и невысокие горы, покосы и луга. А за ними их ждет Иремель-тау, что значит Священная гора! Там, на ее склонах, и начинается красавица Белая башкирская Агидель.
Вверх по Белой
Помнится, Сенька уверял ее, что и люди поколение за поколением вот также вершат свои дела, повторяя себя и обновляясь. У каждого поколения свой долг, свой подвиг. Одним гражданская война, другим первые пятилетки, третьим разгром фашизма. А вот им, кто сейчас в школе, тысячи новых дел. И сколько нужно сил, сколько упорства, сколько знаний! Как он все понимает, Сенька. Голова!
На обеденном привале она подсела к Юрке Дежневу и с сочувствием спросила:
Все хмуришься?
А ты все поучаешь?
Нет, я всерьез.
Знаешь же, терпеть не могу никаких нотаций. Отбиваюсь, как от комаров.
Чего ты все один и один.
Перестань, ради бога.
Ради бога?
Нет, ради здравого смысла.
Поди скучно одному-то?
Мне с другими скучно, а без них отдыхаю и размышляю про себя.
А я вместе со всеми.
Ну и валяй, кто тебе мешает.
Альда пожала плечами.
Просто жаль тебя: на все сквозь темные очки смотришь.
А-а-а отмахнулся Юрка.
Альда оглядела бивак.
Петька спустился к реке и закинул удочки, Авось клюнет! Азат мастерил таган. Биктимер ставил палатку.
С геологическим молотком в руках подошел Платон Ильич. Не хочет ли Альда прогуляться с ним? Вон там обнажения, указал он за реку, и неплохо поглядеть, нет ли чего интересного. Что, и Юрку с собой? А почему бы и не взять. Раз нет возражений, тогда в путь.
Все трое, оставив на траве рюкзаки, налегке тронулись вверх по реке.
Шли тихо и молча. Альда глядела на горы, на реку и не могла наглядеться. Речка журчит себе и журчит, переливаясь на солнце. Глядишь на нее даже слепит глаза. Вода в ней чистая, с синевой, а на перекатах пенно-серебристая. Хочешь не хочешь, а жмуришься. И небо над тобой такое голубое, какое бывает только в горах. На солнце же глядеть нельзя. А глянешь глазам больно, и куда ни смотришь потом перед тобой долго огневые круги прыгают. На лес посмотришь пять, семь солнц рядом, на гору тоже горит солнцами, в речку поглядишь и там плавают солнца, набегая одно на другое.
Чуть дальше громоздкие останцы. Когда-то сорвавшись со скалистых вершин, они скатились к самому берегу и стиснули Белую с обеих сторон. Загромоздили и саму реку. Рассердившись, она бурно пенится, бурлит у каменных громад, пытаясь сдвинуть их с места, и бессильная справиться с ними в открытой схватке, терпеливо обтачивает их, делая гладкими и скользкими. Зеленоватые мхи облепили их сверху, и на них без конца летят водяные брызги.
В узком горле Белая особенно неистова. Пытаясь раздвинуть серые в лишаях громады, она стремительно мчит свои воды
через камни, гремит безустали и, вырвавшись на простор, снова растекается успокаиваясь. Через каменные глыбы в полуметре над водой пролегает скользкая слань. И чтобы пройти по ней, нужно быть циркачом. Она гнется под тобой, норовит достать до воды, и ноги с трудом удерживаются на ее поверхности. Хоть и жутко, очень жутко, Альда в радостном возбуждении засеменила по опасной слани.
Юрка выждал, когда Платон Ильич и Альда перебрались на тот берег, и рванулся на слань. Сначала казалось, он проскочит ее на быстром ходу, но на середине слань прогнулась. Юрка закачался, едва удерживая равновесие. Затем все же сорвался в воду. Упал на колени, вода опрокинула его и захлестнула через спину. Платон Ильич бросился было на помощь, но Юрка сам справился с течением, уцепился за камень, встал на ноги и двинулся бродом, с трудом преодолевая белый бурлящий поток.
Ничего, высохну! сказал он, выбравшись на берег.
Эх, ты, аника-воин! попрекнула его Альда. Отжимайся быстрее.
Юрка промолчал. Снял рубашку и стал отжимать ее. Альда ушла к береговым обнажениям, а Платон Ильич остался с Юркой, чтобы помочь ему. Он ни слова не сказал в упрек и ни слова в успокоение. Будто ничего и не случилось.