«В третий и последний», решил Андреян.
А пузатый, тужась пролезть в пролом, увяз в нем, как свинья в подворотне. Одна нога была у него в острожке, другая за острожком. Смех, да и только!
Сейчас, шляхта, я тебя казнить буду!
Но Андреяну было не до смеха. На глазах у него сгорала дотла Москва, подожженная захватчиками. Народ метался по всему краю, не находя прибежища. Не избежали общей участи
даже далекие Мураши. Враг свирепствовал злее волка. Пропадало все.
А пузатый, застряв в проломе, тужился, дергался, хрипел и охал, вздыхал и стонал. Убедившись в бесплодности своих усилий, совсем изнемогший, пан стал звать на помощь. Но где и кому тут было услышать его крик, когда все кругом было полно неистового крика, оглушающей пальбы, грохота и треска, грозного гула не затихавшего сражения!
Тогда пузатый, совсем выбившись из сил, заплакал. Андреян видел, как обмякла у него шея и намок толстый, долгий сивый ус. Поплакав немного, пузатый стал молиться.
Он поднимал руку и опускал, задирал голову к небу и ронял ее обратно на грудь. Он твердил слова, не совсем понятные Андреяну, но можно было не сомневаться, что это были слова молитвы.
Матка боска! (Божья матерь!) взывал пузатый, поднимая голову и опуская. Матка боска!
Андреян оторвался от стены, шагнул к пузатому и глянул ему прямо в глаза. Так мурашовский кузнец оказался лицом к лицу перед своим заклятым врагом.
Заметив Андреяна, пузатый перестал молиться.
Холоп, еле прохрипел он, подтолкни меня плечом.
Я тебе, шляхта, еще в Мурашах сказывал, что тебе я не холоп, процедил сквозь стиснутые зубы Андреян. Твои холопы в Польше от тебя стонут; ждут, горемычные, не дождутся шею тебе свернуть.
Что ты, мужик, плетешь? В каких Мурашах?
В Мурашах, за Шуей.
Отродясь за Шуей не бывал.
Врешь, проклятый! Это твои люди спалили у нас полсела.
То не я был, а мой брат. На меня похожий, как капля воды на каплю воды. Мать родная не различала нас.
Не брат, не сват! вскричал Андреян. Это ты, окаянный, был в Мурашах! И тебе, вор, я сапогом нос на сторону своротил! Сейчас, шляхта, я тебя казнить буду!
Не казни меня, мужик! взмолился пан. Я тебе полный кошель золота насыплю.
Пропади ты со своим золотом, злодей! крикнул Андреян.
Он швырнул прочь рогатину, выхватил из-за пояса топор, откинулся, замахнулся и упал навзничь, на утоптанный, как ток на гумне, снег.
Выстрел из мушкета, грянувший позади Андреяна, свалил его с ног.
НА СЕВЕР!
Всего только с полминуты, но с немалым удивлением наблюдали немцы за беседой русского мужика и польского шляхтича, который, казалось, только для этого и высунулся наполовину в образовавшийся в стене пролом. Но когда Андреян откинулся, чтобы нанести топором удар, один из немцев успел спустить курок мушкета. Вслед за этим немец сделал прыжок и очутился в острожке.
Не мешкая, ухватил он лестницу, валявшуюся на снегу, и приставил ее к башенке. И тотчас в острожке появились немецкие мушкетеры. Кто-то снаружи пропихнул наконец и пузатого пана в острожек. Проход сквозь пролом был свободен, и в него, как тараканы, полезли длинноусые шляхтичи.
Пузатый совсем обессилел от всего, что с ним только что приключилось. Лицо у него было мокро от слез и пота. Все кости ныли. Шуба изодралась в клочья, когда его пропихивали в пролом. У пузатого едва хватило силы вытащить из ножен саблю и полоснуть ею Андреяна по лицу. После этого пузатый затесался в толпу своих, на которых нагрянули русские ополченцы.
Но острожек к этому времени уже почти не представлял собой укрытия для русских воинов. Стены были разрушены в нескольких местах, ворота острожка широко раскрыты Князь Пожарский спешился и дрался, как рядовой ополченец, плечом к плечу вместе со своими людьми.
А Федос Иванович с двумя дворниками и церковным сторожем, дедом Воробья, сновали по всему острожку, подбирая раненых. Когда бой передвинулся от ворот в глубь острожка, Федос Иванович наткнулся на распростертого на снегу мурашовского кузнеца.
У Федоса Ивановича сжалось сердце. С тех пор, как судьба свела Федоса Ивановича с Андреяном, прошло всего полгода. За это время Федос Иванович успел полюбить кузнеца. Обстоятельный был мужик кузнец Андреян и мастер на славу. Не проходило дня, чтобы старый приказчик не заглянул к Андреяну в кузницу. Не было случая, чтобы при встрече с Андреяном Федос Иванович не молвил ему приветливого слова. И вот лежит Андреян и не дышит. И Арина теперь вдова, и Сенька стал сиротой.
Слезинка выступила у Федоса Ивановича из одного только глаза и растеклась по морщинистой щеке. Эх, горе горькое! И не захотелось Федосу Ивановичу оставлять даже тела Андреяна на поругание врагу.
«Вывезу я и кузнеца отсель,
решил старик. Авось как-нибудь схороню честным обычаем!»
При помощи церковного сторожа Федос Иванович перенес Андреяна в конец двора. Там была узенькая, едва приметная калитка, забранная железным болтом. За калиткой белел пустырь и чернели на снегу дровни, розвальни, парные сани Лошади стояли в упряжке и пугливо озирались.
Федос Иванович уложил Андреяна в пустые розвальни. Рогожки, которая нашлась в розвальнях, хватило только накрыть Андреяну залитое кровью лицо.