ТИМОФЕЙ-ВОРОБЕЙ
Несчетно раз бросался Пожарский со своими ополченцами на немцев и поляков, крошил их в крошево и отгонял от Сретенки прочь. Князь Дмитрий Михайлович был уже ранен и в скулу, но правая рука его еще крепко сжимала обнаженную саблю. А пламя пожара все надвигалось; оно летело, оно рвалось с Лубянки к Сретенке, и ничто не могло преградить дорогу огню.
Ополченцы Пожарского наскоро устроили на Лубянке завал через дорогу, от забора к забору. Мигом выросла гора из накиданных дров, опрокинутых саней, срубленных берез из всего, что подвернулось под руку. Сидя за завалом, ополченцы разили шляхту из пищалей и сшибали с завала копьями и рогатинами. На помощь ополченцам сбегались люди со всех дворов.
Но полякам удалось поджечь и завал.
Сначала где-то незаметно тлело внизу; откуда-то, совсем близко, тянуло дымком, но в пылу боя никто этого не замечал.
И вдруг вся эта гора рухнула, и ополченцам снова открылась вся Лубянка, которую запрудила немецкая пехота и польская конница.
В острожек! крикнул Пожарский. Все в острожек! Не мешкай! Трубач, труби отход!
Ополченцы отхлынули от завала и бросились к Введенской церкви. Пропустив всех, князь, держа в правой руке и поводья и саблю, дал жеребцу волю. Горячий конь, возбужденный огнем пожара и грохотом боя, мигом внес князя в ворота острожка. Сразу после этого створы свели, засов задвинули и привалили к воротам бревна и сани.
Дмитрий Михайлович окинул взором остатки своего войска. Людей еще много. Пищальники стоят у бойниц. На башенках пушкари в зеленых кафтанах с зажженными пальниками в руках. У ворот устроился кузнец Андреян; за поясом у него топор, в руке рогатина.
«Но как это, удивился Дмитрий Михайлович, мальчишка затесался сюда, в самую гущу ратных людей? Да ведь это Сенька, Сенька кузнецов. А нехорошо! Надо бы прогнать мальчишку. Убьют, что тогда? Да пусть хоть под ногами не болтается!»
Прогони мальчишку куда ни есть, сказал Дмитрий Михайлович стоявшему подле ополченцу. Нечего ему тут!
Ополченец подбежал к Сеньке.
Пошел отсюда! крикнул он, топнув ногой. Ишь выдумал! Пошел, откуда взялся!
Я, дяденька хороший пробовал было что-то объяснить Сенька.
Вот спущу с тебя портки и покажу, какой я хороший! Так отдеру, что век помнить будешь!
Услышав такое, Сенька бросился бежать, споткнулся, упал, опять вскочил на ноги и снова побежал.
За церковью было небольшое кладбище погост. Сенька притаился там за крохотной часовенкой, в снегу по колена. Тут-то Сеньку и оглушил первый пушечный выстрел, словно огромные ворота хлопнули на диком ветру.
И пошло теперь хлопать раз за разом. Опомнившись от первого испуга, Сенька с радостью убедился, что не оглох. Потому что все, все было ему слышно и пальба, и крик, и голос князя Дмитрия Михайловича; даже тятя, кажется, что-то крикнул Сенька рассмеялся.
Ась? Чего? выкрикнул он весело и выглянул из своего укрытия.
Ничего, услышал он позади себя.
Сенька обернулся и увидел черномазого мальчугана, выглядывавшего из-за могильного креста. Черномазый насмешливо посматривал на Сеньку, скаля белые зубы.
Видел я, как ты уши заткнул. Эх ты, пушки испугался!
Я оглохнуть боюсь, сказал Сенька.
А я вот не боюсь! стал похваляться мальчуган. Хоть ты из Царь-пушки выпали, все равно не боюсь.
Какая еще такая Царь-пушка? удивился Сенька.
Какая такая А та, что в Кремле. Не видывал ты, что ли?
Не видал. Я в Москве недавно. Федос Иванович приказчик он у князя Пожарского сказывал Федос Иванович тоже про пушку должно, про эту. Еще сказывал в Кремле поглядеть теперь на нее нельзя: там, говорит, шляхты полно.
А я шляхты не боюсь! продолжал похваляться мальчуган. Моего батьку паны саблями зарубили, а все равно не боюсь.
А у нас кузню спалили паны; избу тоже спалили. А тятю хотели в полон взять, да он не дался хохлатым: улучил время, когда зазевались, и дал дёру, прямо к Пожарскому побежал.
Так вы воеводины, пожарские?
Мы пожарские! ответил гордо Сенька.
Вот здорово! молвил завистливо мальчуган. Пожарские А мы тут в церковной сторожке живем, с дедом.
Тебя как зовут?
Батька Тимохой звал, а так все Воробьем кличут. Тимофей, говорят, воробей. А тебя как звать?
Я Сенька. А ты Воробей. Воробей-воробушек. Что я, Воробейка, тебе покажу-у!.. Гляди!
И Сенька вытащил из кармана подаренную ему Петром Митриевым игрушку.
Это что же такое за фуганок будет? заинтересовался Воробей и подошел к Сеньке.
Фуганок! рассмеялся Сенька. Это, Воробейка, совсем даже не фуганок. Это гляди. Видишь, стрельцы-молодцы прутьями замахиваются?
И верно, замахиваются! воскликнул Воробей.
А это что? Гляди!
Это О-о!.. Это шляхта в ногах у стрельцов валяется.
А теперь, сказал торжественно Сенька, во! и стал тянуть и сводить оловянные бруски.
Замелькали, зазвенели прутики, молодцы в кафтанах замолотили ими по спине шляхтича.
Ой, здорово! пришел Воробей в восторг. Вот диво!
На, попробуй сам, предложил Сенька и протянул Воробью игрушку.
У Воробья дело пошло не хуже. Молодчики в кафтанах так мочалили шляхтича, что, будь он не игрушечный, из него сразу бы дух вон. А Воробей, дергая оловянные брусочки, только твердил: