Перед дверью символ нашего общественного положения большая параша-кибель без крышки.
Лежу на верхотуре, почти упираясь головой в железобетонную балку. Подо мной наш кох Александр Владимирович. Слышу его плавную речь.
и вот я лежу, голодный как цуцик. Ну разве не смешно, ребята!
Пошел ты, кох, к своей одесской маме. Ха, ему смешно. Тут плакать хочется, да сил нет.
Это ты верно говоришь, Сергей, что сил нет ни плакать, ни смеяться. А все ж таки смешно, как подумаешь. Ну посуди сам: вот перед тобой расквалифицированнейший повар и кондитер. Всю жизнь провел среди утонченнейших блюд и деликатесов. И вот теперь голоден, как та татарская собака. А я ведь потомственный кондитер. Мой отец был главным мастером в лучшей одесской конфизери . Я сам вот с таких лет начал учиться кондитерскому делу и отлично знаю всю французскую рецептуру.
Ну и жри ее. Авось сыт будешь.
Кок, а кок! Ты торт испекти можешь?
Хоть сейчас.
Ну, ну!
Что ну! Подай сюда муки, масла, сахару, яиц, ванили, шоколаду через два часа получишь торт.
Эх ма! Кабы дали мне муки да масла, я бы их так слопал. Ей-бо, без печева сглотнул бы.
Что торт баловство одно. А я, знаете, больше люблю подсолнечную халву. Вот немцы о ней понятия не имеют, а ведь вкусно.
Нимцы люди тэмны. Ничого воны нэ бачилы. Тики и е в цей Нимечине, шо кольраби, та буряковый мармалат. А бачилы вы, хлопцы, яки у их бутерброты? Тонюсеньки, аж свитятся. А щоб галушкы, або, наприклад, халва, цэ воны нэ розумиють. Нэма людынской ижи у цих нимцев. Що нэ кажы, а люды темны.
Да, халва вещь хорошая. Но знаете ли, подсолнечная халва эрзац. А настоящую халву мы готовили из аравийского семени, название которого сейчас не припомню. Вот та халва цимес, как говорят у нас в Одессе, а подсолнечная эрзац.
Это подсолнух-то эрзац? Что ж, по-твоему, немецкий маргарин из угля лучше? Ты еще скажешь, кох, что русский ржаной хлеб эрзац, а немецкий гольцброт натуральный продукт. Эх, кох, видно, сам ты эрзац.
А вот еще хороши у нас в России пирожные. Помню, мама мне покупала «наполеон» и «микадо» . Я очень любил их.
Ишь чего захотел. А если [бы] маменька чудом каким доставила сюда торбу лушпаек не стал бы кусать?
Спрашиваешь. Ох, как рад бы был. Ах, мама, мам! Знаешь ли ты, о чем мечтает твой сын?
А ты поплачь, может, мама и прилетит на крыльях утешить сынка. Эх, покусать бы чего. Комиссионка, дайте трохи лушпаек!
Где мы их тебе возьмем?
Вот видишь, лушпаек поганых нет. А ты говоришь: «микадо», «наполеон»!
Эх, ребята, пропадем мы в Немечине!
Подохнем, все здесь подохнем!
Как есть все околеем. До нового года не доживем!
Нэ бачиить нам ридной Украины!
Сгинем, все сгинем тут!
Бросьте, хлопцы, скулить. Не легче ведь от этого. Лучше расскажите, кто что знает. Все скорее забудешь муку.
Забудешь ее, когда в нутре гложет.
Братцы, кто читал «Как закалялась сталь» ?
Ну, я.
Расскажи.
Не умею. Да и не помню.
Эх вы, молодежь! Семилетки-десятилетки кончили, а рассказать толком не умеете. Вот гляди я неграмотный, а от начала до конца расскажу «Как гартувалась сталь».
Ты, Петро, лучше расскажи, как тебе глаз выбили.
Ну, фрицы выбили.
А може, за баланду с кем подрался?
Пущай за баланду. Выбили, да и только. Словно бы как Соловью-разбойнику. Слыхали про Соловья-разбойника?
Слыхали. А ты все равно расскажи.
Да оно словно бы и не совсем как Соловью-разбойнику. Ведь Илья Муромец наш русак, а Соловей-разбойник вроде поганого фрица. Ему бы, фрицу, надо было глаз выбить, а вышло так, что мне пришлось свой потерять!
Да ты не тяни, рассказывай.
Ну, ладно, слухайте. Едет полем Илья, а встреч ему мужики. «Куда едешь, браток?» «Еду в Киев на весилля к князю Владимиру». «Слышь, не езди Брянским лесом, там засел Соловей-разбойник. Свистит Соловей по-соловьиному, ажно деревья валятся». Не послушался Илья. Вот въезжает он в Брянский лес. А лес-то темный, дремучий. Кто был, хлопцы, в Брянском лесу?
Я был. Сам оттуда.
Лес-то, что твоя тайга! Верно говорю?.. Вот едет, значит, Илья. Вдруг как засвищет Соловей по-соловьиному. Испугался конь да как шарах. Мало не свалился Илья. Обозлился тут он, скидывает свой ППШ