иберцойгт .
Из бюро вышел обермайстер. Адам поспешно отошел от меня.
Длинный высокий корпус глаголем. С другой стороны трехметровый каменный забор. Штахельдрат по верхушке забора и по кровле корпуса. Узенькая дорожка, окаймленная с обеих сторон колючей проволокой. Она ведет из барака-сарая в кухню-столовую. Асфальтированный двор со штабелями железа, с газкоксом и брикетом. И нигде ни кустика, ни травинки. Так выглядит наш двор wahrhaftige Gefängnis .
Вот схематический план :
А цех
Б шмиде
В вахштубе
Г кладовая
Е эссштубе
Ж кантине .
З аборт .
И целле .
К наша камера.
Л склады.
М каменная стена (высота 3 м, по верху колючая проволока с козырьком).
За забором неведомая, невидимая жизнь. Слух улавливает гудки, топот, шелест, лепет. От взора скрыты даже печные трубы.
В углу чудным видением березка. И как затерявшегося в песках бедуина влечет к далекой пальме, так и мы тянемся к чахлой березке. Но, увы, перед нами преграда: кудрявая окружена штахельдратом.
Не потому ли, что русская?
Выталкивали из цеха вагон с готовой продукцией. Распахнулись ворота Кристалине-верке , будто открылся сезам в сказочный мир.
У нас во дворе МАД ни былинки, ни крапивы. Здесь деревья в цвету, сочный газон, пышные розы и пионы. Зачарованный глаз «мысью» перескакивает с ветки на ветку. Но немцы мигом пресекают наши попытки сорвать хоть один листочек.
Лё-о-ос, сакраменто нох эмоль! Ауф! Феста!
Возвращаясь обратно, тайком собирали цветы и травы. Конечно, не из любви к чистому искусству, а на потребу чреву. Вечером из собранных листиков и цветиков варили баланду. Многие страдали животами. Одному Варенику всё нипочем. Он ест да похваливает:
Добрая баланда!
Вечером к бараку подошел бетрибсобманн Монн.
Ну ви, камараден?
Никс гут .
Варум денн?
Никс эссен, иммер клёпфен .
Я, я. Гляубишь. Аба канн никс махен. Кришь ист никс гут. Нет вар, камераден Аба варум кришь, варум кришь? Руссише арбайта унд дойче арбайта вир мюссен зо. Гельт .
Правой рукой он сжимает левую символ дружбы и единства.
Ну ви, Дармштадт гефельт инен?
Никс гут, наш вечный рефрен.
О-o, зи хабен кайн решт! Фрюер вар шёне штадт .
Шен-шен, гут-гут! Лопоче, як той попка. Мини нема чого исты, а вин каже шен. Тоды шен, коды вин капут!
Тихий звездный вечер. Откуда-то издалека долетают до меня мягкие, робкие звуки. Прислушиваюсь Ах, да это ветер доносит шепот напаши Рейна, дыхание спящей Лорелеи .
И вспомнился другой вечер. Здесь же, в этих местах. Вот так же сияли звезды, когда певец великой женственности бродил на берегах Рейна. Он тоже был скован, но скован лишь чувствами. Здесь он встретил чудесную русскую девушку, но не узнал в ней свою единственную любовь. Она ушла навсегда, а он, стеная и грустя, бросал в ночь тревожные призывы:
Ася! Ася!
Никто не отозвался .
И мне в порыве чувств хочется крикнуть:
Ася! Ася!
Но вместо отзыва:
Аб! Лёс! Алле райн ине бараке. Шнелль, ду дрекише сау!
Во время миттага в дверях эссраума появились две молоденькие немки. Их привел сам вахман .