Небо действительно обрушивается на нас: короткие молнии бьют из-под лошадиных копыт. На лошадях громовержцы. Посыпался град ударов их нагаек. Здание ректората будто закачалось, земля заходила ходуном. Студенты своими телами закрывают плиту памятника Клименту Охридскому. Молчаливая, отчаянная схватка. Расходиться все равно поздно! Плотная стена верных плеч преграждает путь полиции. Ловкой Лиляне удается скрыться. Когда мы собираемся вновь, в студенческой столовой, то обнаруживаем, что кто-то потерял ботинок, у кого-то разорвано сверху донизу пальто, у кого-то ободрано ухо. Но главное мы не попали в полицейский участок!
Гуляя, мы шли по самой середине улицы, чтобы избежать неожиданного нападения из-за угла. Лила в элегантном платье цвета резеды, в шляпке. Настоящая элегантная дама. Я в сером отутюженном костюме, с усами и в очках (солидная роговая оправа, простые, без диоптрий, стекла). Даже близкие люди не узнавали меня. Вполне благонадежная пара, а навстречу
нам попадается простой трудовой люд. Однако это не ослабляет нашей бдительности мы все слышим и видим, даже не оглядываясь.
Подпольщику трех ушей мало, говорю я.
Мы шли по улице Три уха, а я любил каламбуры. (Малчика уже совершил свой подвиг, и эта улица потом будет называться его именем. История, однако, не спешит.)
Боль, которую испытывала Лиляна за товарищей, схваченных полицией, была и моей болью, однако сейчас меня распирало от радости, что я уйду в горы. Это проявлялось и в моем голосе, и в том, как я держал ее локоть, и в том, что я на ходу футболил камешки и коробки от сигарет. Как ни старался, я не мог скрыть своей радости и в душе называл себя большим эгоистом. Мне хотелось, чтобы и Лиляна разделила со мной эту радость. Я в этом очень нуждался, чтобы не корить себя.
И она это сделала.
Как мы уцелели? Я и теперь удивляюсь! Хорошо, что мы на воле... Мы им не дадимся!
Только так! Не даться им это наш долг. Поэтому, котла полиция хотела схватить Лиляну дома, она выскочила из окна босиком, в ночной рубашке. Поэтому она бежала из концлагеря в незнакомые горы и, рискуя жизнью, пробиралась в Софию.
«Как мы уцелели?» это относилось к нам двоим. Последнее заседание районного комитета проходило в домишке бедняка, где-то в районе Климентинской больницы. Мы целый день провели в полутемной комнате с занавешенными окнами. Это было необходимо, иначе с улицы нас увидели бы. Неожиданно раздался стук. Лиляна моментально выхватила из изящной сумбчки плоский браунинг. Я почувствовал гордость за нее, наблюдая эту картину: нежная девушка и в то же время мужественный боец. Не знаю, почему сегодня художникам трудно дается ее образ... Стук не повторился.
С наступлением темноты мы с Лиляной вышли первыми, а ночью были арестованы многие рядовые ремсисты и весь районный комитет. Из подпольщиков уцелели только мы двое.
А каких людей мы потеряли! И сколько еще... Я иногда думаю: придет ли к ним когда-нибудь признание?
Конечно, братец. И как говорил Ботев: «Пусть народ скажет: умер бедняк за правду...»
Послушай, Лила. Ты вот заговорила о Ботеве. Тебе не кажется, что те люди были какими-то особыми? Великими? Или, может, такими их делают события? Или такими они кажутся сегодня, окруженные ореолом славного Апрельского восстания ?
Да, это были великие люди! Я постоянно перечитываю «Записки» . Взять хотя бы Бенковского . Да и только ли он? Здорово их изобразил Захарий Стоянов . В книге они как живые. Среди них многие обыкновенные люди. А сколько осталось безымянными! Хотя не в этом дело. Пусть и мы останемся такими, но и нам будут благодарны.
Это ты-то безымянная? Да у тебя столько имен!
Не шути, братец, у тебя самого не меньше. Вспомнят, конечно, и обо мне, остались бы только в живых друзья... Что это мы принялись по себе поминки справлять? Мы говорили об апрелевцах ... А ведь и теперь есть у нас такие люди. Ты знаешь, что за человек Малчика? Выдающийся, великий человек! Я даже не могу тебе словами рассказать, какой он. Знаю только наверняка он станет бессмертным. Или Антон Иванов! А сколько других! Какая глыба, например, Трайчо Костов!..
Радионов перед расстрелом воскликнул: «Нам еще поставят памятники!» Я верю ему, хотя звучит это невероятно.
Да, мы победим и воздвигнем памятники героям.
Впрочем, сегодня дело не в этом. Просто человек, пока может, должен действовать.
В этом ты абсолютно прав. Но мы ведь говорим не о наградах. Человек должен быть убежден в том, что дело, за которое борется, заслуживает памятника. Тогда он и воюет по-другому.
Днем городской шум взвивался, как вихрь, заполняя все вокруг, и в нем нельзя было ничего различить, даже не было слышно шагов. Ночью камни как бы впитывали шум улиц в себя. Наступала лунная тишина, зато любой звук отдавался с неожиданной силой. А может, мне это все казалось, потому что нам с Лиляной все реже попадались навстречу прохожие?
Я пропустил передачу последних известий с Восточного фронта и спросил Лилу о новостях.
Разве ты не знаешь? Гитлера опять крепко лупят. И так, скажу я тебе, что больше, наверное, остановки не будет.