Командир роты выпустил красную ракету сигнал атаки и передал
по рации:
Вперед!
Затем Стальбовский повел свои «семидесятки», обходя высоту справа и слева. Одновременно двинулись редкие цепи стрелков. Атаке предшествовал короткий огневой налет нашей артиллерии.
Ведя огонь с ходу, танки ворвались в первую вражескую траншею и принялись ее утюжить. Одновременно с чеканными пулеметными очередями и ударами танковых пушек с сухим треском рвались «лимонки»: это экипажи забрасывали ими траншею противника.
Преодолевая сопротивление врага и продвигаясь вперед, танкисты достигли второй, затем третьей вражеских траншей и уничтожили более полсотни гитлеровцев.
Однако три немецких миномета непрерывно забрасывали с фланга наших стрелков минами, не давая им продвигаться вслед за танками. Тогда командир роты решил сам атаковать позицию минометов и уничтожить их, не выпуская при этом из виду управление взводами.
Позднее о действиях командирского экипажа рассказал заряжающий сержант Тимофей Грудин.
Головко, спрашивает командир механика-водителя, видишь слева балку?
Вижу.
На полном ходу вдоль балки на минометы. Понял?
Есть, понял!
Грудин, заряжай пулемет, пушку осколочным.
Готово!
Боевая машина мчится, как на крыльях.
Вот на небольшом отлогом подъемнике вражеские минометы.
Вижу, докладывает Головко, иду давить.
Стальбовский и сам видит, как мечутся немецкие расчеты, закладывая мины в стволы. Поглощенные своим делом, они не замечают внезапно вынырнувший сбоку танк. Но вот вражеские солдаты засуетились, бросились в сторону, спотыкаются, падают, дико оглядываются. Ага, хватились! Поздно!
Старший лейтенант кивает заряжающему:
Тимофей!
И тот, не произнося ни слова, с ходу припечатывает' гитлеровцев к земле пулеметными очередями.
Машина со скрежетом ударяет по стальной трубе лобовой броней, накреняется на левый борт и проносится дальше. Еще два удара и вражеские минометы вдавлены в землю. Путь для стрелков открыт. Но вдруг машина вздрогнула и, сразу теряя скорость, приостановилась.
Головко, что там? обеспокоенно спрашивает командир.
Зацепило еле слышится в наушниках.
Значит, где-то рядом противотанковое орудие.
Грудин! На мое место! Найди птор слева. Я за рычаги. И Стальбовский опускается к механику.
Ну как, Гриша?
Ноги
Командир перетащил Головко в боевое отделение, уложил на пол и туго перехватил его ноги бинтами выше колен, над ранами.
Потерпи, Гриша, чуть-чуть. Сейчас уберем пушку и вывезем тебя.
Обойдусь Ничего бей гадов
Слева закрывает наблюдение холмик Работая рычагами управления, командир маневрирует, немного выдвигается из балки, обходя холмик справа, И сразу видит на одной линии со своей машиной атакующие с фронта три «семидесятки». Где же остальные? Неужели не дошли?
Продолжать атаку! передает он по рации, Пторы бить из-за укрытий.
Впереди, метрах в пятидесяти, Стальбовский замечает замаскированное вражеское орудие. Он останавливает танк за какой-то небольшой насыпью. А в сторону пушки противника уже шлет снаряды Грудин. Но вот рядом, у борта, возникают султаны разрывов. Это означает, что здесь не одна пушка, скорее батарея. Упряталась, не давая о себе знать. Командир мгновенно оценивает обстановку.
Тем временем его танк уже получил три пробоины, но Стальбовский решает идти дальше, чтобы нанести удар по вражеским орудийным расчетам с фланга.
Тимофей, черный дым!
Даю!
Башнер выбрасывает зажженную дымовую шашку на корму. Дым обволакивает машину. Пойдут ли гитлеровцы на эту немудреную уловку? Кажется, пошли. Вражеский огонь ослабевает и переносится на другие цели.
Старший лейтенант этого и ждал. Ои дает полный газ и машина, вихрем вырвавшись из дымового облака, наскакивает на противотанковое орудие сбоку, подминает его под гусеницы и расправляется с прислугой. Но впереди еще одно орудие, а там еще и еще Сколько их? Не меньше двух батарей. А гитлеровцы усилили огонь по танкам. В башню просачивается удушливый дым, расползается по отделению управления, въедается в глаза. Неужели подожгли? Командир останавливает машину в первой же попавшейся выемке.
Тимофей, жив?
Жив, жив. Как вы?
Грудин ранен в левую руку, но не подает вида. Наскоро перехватив рану бинтом и едва дыша в раскаленном воздухе, он не прерывает пулеметного огня.
Рация?
Не работает.
Бери Гришу и вылезай через аварийный. Понял? Я прикрою.
Понял. А вы?
Выполняй! Живо!
Есть!
Грудин
опустился к Головко, но тот уже без признаков жизни.
Умер ни пульса, ни дыхания
Забери документы. И уходи Передай приказ: танки отвести за укрытие. И вести огонь!
Когда Грудин, крепко прижимая к боку левую руку, вылез из-под машины, он заметил подползавших фашистов. Не поднимаясь, метнул в их сторону гранату. Из горящего танка бил пулемет.
К счастью, поблизости оказался незанятый окоп. Грудин вскочил в него и взмахом правой руки сбоку кинул в фашистов еще одну «лимонку». Грохнул мощный взрыв. Это вслед за гранатой взорвался танк, сразу исчезнувший в дыму и пламени. «Командир командир», не сдерживая слез шептал Грудин, отползая в тыл.
С большим трудом, почти выбиваясь из сил, Грудин добрался до танка командира взвода лейтенанта Петра Сухова, стоявшего в укрытии, и передал приказ Стальбовского. Лейтенант принял на себя командование ротой, в которой к этому времени выбыли из строя еще три танка.