Разрешите отправить поезд на Берлин? На это Харитон Федорович серьезно и с подчеркнутой вежливостью ответил:
Сожалею, господин начальник станции, но сделать это невозможно. Придется пассажирское сообщение с Берлином на незначительное время прервать, ну хотя бы до... окончания войны. А сейчас уведите пассажиров в подвалы и бомбоубежища.
В этот же день в населенном пункте Норд Кинитц наши воины вызволили большую группу военнопленных, находившихся в усадьбе немецкого помещика. С непередаваемой радостью и восторгом встретили они своих освободителей. Горячие объятия, слезы, слова благодарности... Почти все освобожденные попросили оружие, чтобы немедленно встать в строй и вместе со своими соотечественниками громить фашистских извергов. Командование пошло им навстречу бывшие военнопленные были включены в состав армейского передового отряда и в последующем, как настоящие герои, сражались на одерском плацдарме. Многие из них, к сожалению, погибли
в тех жестоких и кровопролитных боях.
Вечером 31 января противник начал воздушную разведку наших сил на плацдарме. Зенитчики сбили два фашистских самолета. Один из них упал в районе обороны передового отряда, а другой у Кюстрина. Пленный летчик сообщил, что в Берлине долго не могли поверить, что советские войска так близко. Выход их к Одеру был, мол, полной неожиданностью для всех, вызвал у командования замешательство, поэтому была усилена воздушная разведка.
Донесение о форсировании Одера Военный совет армии встретил с большим удовлетворением. Всех нас радовало то, что приказ командующего фронтом выполнен на двое суток раньше, что наши замечательные бойцы вновь показали высокое воинское мастерство и сумели на пределе сил сделать, казалось бы, невозможное. Да и что греха таить, было очень приятно сознавать, что именно войска нашей ударной первыми пересекли Одер. И это вряд ли было тщеславием. Мы просто гордились тем, что войска армии блестяще выполнили поставленную задачу, несмотря на исключительно сложную обстановку. Ведь наступление наших общевойсковых соединений проходило с невиданной еще за годы войны стремительностью в отдельные дни они продвигались на 45 километров, и в ходе операции создалось своеобразное положение. Вырвавшись далеко вперед, 5-я ударная некоторое время, вплоть до Одера, наступала с открытыми флангами. Единственным объединением, с которым она тогда взаимодействовала, была 2-я гвардейская танковая армия, выполнявшая роль подвижной группы фронта. Такое положение было, на первый взгляд, чревато весьма опасными для нас последствиями. Ведь не исключалось, что, перегруппировав силы и подтянув оперативные резервы, противник попытается создать мощную группировку и ударить по открытым флангам нашей армии. Но в данном случае риск был оправданным. Командование исходило при этом из трезвой оценки обстановки, из того, что враг к концу января на подступах к Одеру располагал ограниченными силами, а его отступающие части не успевали закрепиться на заранее подготовленных рубежах, так как советские воины у них «висели на плечах».
Правда, значительно усложняло наше положение то, что после выхода армии к Мезерицкому укрепленному рубежу и так называемому Померанскому валу в ней начали ощущаться перебои с подачей горючего, смазочных материалов и наиболее ходовых боеприпасов. Это случилось прежде всего потому, что мы наступали почти в два раза быстрее, чем планировалось. Коммуникации растянулись, тылы отстали. В Польше мосты через Вислу, а на многих участках и железнодорожные пути были взорваны отступающим противником. Отрицательно сказывалась и ранняя оттепель. Из-за распутицы и нехватки горючего отстала почти вся тяжелая и зенитная артиллерия на механической тяге. К моменту выхода к Одеру в наших частях была лишь артиллерия, переведенная на конную тягу, то есть треть всего дивизионного состава. К тому же в воздухе временно господствовала вражеская авиация, поскольку ее самолеты взлетали с берлинских бетонированных аэродромов, а наши летчики не могли перебазироваться ближе к линии фронта, потому что полевые аэродромы раскисли. Так что общевойсковые соединения вели боевые действия почти без авиационного прикрытия.
В ходе стремительного наступления от Вислы до Одера войска 5-й ударной армии прошли за 17 дней 570 километров. Люди были измотаны непрерывными боями и ночными маршами. И хотя настроение у всех было приподнятое и радостное наконец-то вошли в Германию и бьем врага на его земле! командование видело, что физические силы воинов на пределе, понимало, что им необходимо дать отдохнуть.
И тем не менее в этой сложной обстановке наши красноармейцы, сержанты, офицеры и генералы справились с трудными задачами. Как же было не гордиться такими людьми, не восхищаться их ратной доблестью!
Разделяя общее настроение, генерал Н. Э. Берзарин, однако, на одном из заседаний Военного совета заметил:
Половина дела еще не все дело. Давайте подумаем, как удержать и расширить максимально плацдарм, пока фашисты не очухались. Что скажете, Александр Михайлович?
У нас только один выход, сразу же ответил начальник штаба армии генерал-майор А. М. Кущев, увеличить темпы продвижения к Одеру хотя бы некоторых сил. В данный момент самый короткий путь к плацдарму у двадцать шестого гвардейского корпуса. Ему и следует в первую очередь ускорить наступление.