Однажды мне позвонил Вильгельм Пик. Он сказал, что хочет повидаться и обсудить ряд вопросов, а заодно сообщил, что у него в кабинете находятся близкие Э. Тельмана. Я знал, что они вместе с сотнями других узников были освобождены советскими воинами из концлагеря Равенсбрук. С первой же минуты Розу и Ирму Тельман окружили [387] вниманием и заботой. Когда Ирму доставили на санитарной машине в военный полевой госпиталь, все пришли в ужас: лицо восковое, тело кожа да кости. Крайне истощена была и ее мать. Наш врач М. М. Донов и медицинские сестры выходили Ирму, вернули ей силы. И вот теперь они в Берлине...
Общеизвестно, каким огромным авторитетом и любовью рабочего класса пользовался Эрнст Тельман во всем мире, и особенно у трудящихся Германии. Естественно, каждому было трудно смириться с мыслью, что его уже нет в живых...
Мы встретили Розу и Ирму Тельман с цветами как дорогих и почетных гостей. Обе женщины были радостно возбуждены, но при каждом упоминании об Эрнсте Тельмане в их глазах появлялась скорбь.
Трудно, невероятно трудно верить, что мы никогда уже не увидим нашего любимого Тедди. Как жаль, что он не дожил до нашей общей победы, сказала с печалью Роза. Как счастлив он был бы сегодня.
Потом, несколько успокоившись, Роза и Ирма рассказали о своих встречах с Тельманом в разных тюрьмах. Широкое международное движение за освобождение Эрнста Тельмана, приезд в Германию с этой целью делегаций вынудили фашистов предоставить возможность свидания с ним жене и дочери. В течение 11 лет родные приезжали к Тельману на свидание из Гамбурга, где постоянно жили. Как правило, их сопровождали фашистские шпики. А потом все оборвалось. 15 апреля 1944 года гестапо арестовало Ирму, а спустя двадцать дней и Розу. Видимо, в то время уже было принято решение о злодейском умерщвлении Тельмана.
Роза и Ирма взволнованно рассказывали о глубокой вере Тельмана в грядущую победу
Советского Союза над фашистской Германией.
А вы расскажите о связях Эрнста с волей, попросил Вильгельм Пик Розу, о том, как даже из тюрьмы он регулярно поддерживал связь с нашим ЦК партии.
Да, эту связь Эрнст называл мостом жизни.. Из тюрьмы он тайком писал о допросах в гестапо, высказывал соображения о тактике и стратегии нашей партии в борьбе с нацизмом. Фашистские главари, опасаясь провала суда над ним, подобно процессу над Георгием Димитровым, так и не осмелились его провести. Многие его записки и двадцать исписанных тетрадей мы сумели вынести из тюрьмы. Целая цепочка связных-коммунистов переправила записки и тетради Эрнста и сведения о нем через границу для передачи в Центральный Комитет компартии Германии...
После беседы Военный совет устроил обед в честь Вильгельма Пика и семьи Э. Тельмана. Перед уходом наших гостей я спросил у Ирмы Тельман:
Не нуждаетесь ли вы и ваша мать в чем-либо?
У нас никаких личных просьб нет. Живем как все немцы. Понимаем послевоенный период.
Я проводил их до машины, и мы тепло распрощались. Вернувшись к себе, сообщил по телефону маршалу Г. К. Жукову о встрече. Вместе с ним приняли решение о назначении Розе и Ирме Тельман персональных пенсий. Постановление СВАГ об этом час спустя подписали генерал армии В. Д. Соколовский и я. Это была не только дань светлой памяти Эрнста Тельмана, но и признание больших личных заслуг в борьбе с фашизмом его жены и дочери.
...Как-то поздним вечером раздался стук в дверь. Мой адъютант И. Я. Лысойван пропустил вперед гостей.
Зашел на огонек к старому знакомому. Не поздно ли?
В бекеше и серой папахе вошел член Центрального Комитета ВКП (б) Дмитрий Захарович Мануильский.
Только что прилетел из Москвы. В Германии я проездом. На улице морозно, вот я и решил погреться у вас, сказал он и шутливо добавил: Как, примете?
Мы обнялись. Адъютант вышел из комнаты и вскоре вернулся с официанткой, которая быстро накрыла на стол.
Видного деятеля международного коммунистического и рабочего движения Д. З. Мануильского я знал очень хорошо. Он не раз выступал перед слушателями Военно-политической академии имени В. И. Ленина. Его кипучая и плодотворная деятельность в Коминтерне была широко известна. В тот вечер мы много говорили о Москве, об освободительном движении в странах Европы и Азии. Он живо интересовался обстановкой в Германии.
Дмитрий Захарович внимательно слушал меня, изредка уточняя отдельные вопросы. Зашла речь и о некоторых выпускниках академии, которые отличились в боях и хорошо трудились в органах СВАГ. Я сказал, что глубокое знание марксизма-ленинизма, общение в довоенное время с видными деятелями Коминтерна, естественно, положительно сказываются на работе офицеров в Германии.
Дело, конечно, не только в наших тогдашних выступлениях перед слушателями, поглаживая пышную щеточку седоватых усов, сказал Мануильский. Сильна в них вообще партийная закваска, а значит, они найдут общий язык с немецким трудовым народом, сея, как говорится, разумное, доброе, вечное. А это, несомненно, даст хорошие всходы. Главное, продолжал Дмитрий Захарович, что коммунисты правильно понимают свои интернациональные задачи. Они сумеют повлиять на тех немцев, которые превратно думают о Советском Союзе и его людях. А работать в Германии придется много. Реакционные элементы теперь притаились, а тех, кто попытается действовать исподтишка, думается, призовет к порядку с нашей помощью и сам немецкий народ...