Следующий день принес новую, но уже приятную неожиданность. Из дивизий сообщали, что противник оставил свои позиции и отошел на 67 километров к западу, на рубеж Попково. Сначала непонятно было, в чем дело. Казалось, в действиях противника не было никакого смысла. Лишь впоследствии выяснилось, почему это произошло.
Оказывается, до немцев дошел слух, что под Сухиничи прибывает армия Рокоссовского, имя которого уже получило у них достаточную известность. Но, не имея точных сведений, они не знали, что прибыл только штаб 16-й армии, а количество войск оставалось прежним. И вот, боясь мощного удара двух армий, немецкое командование сочло за благо без боя отвести свои части на другой рубеж.
После взятия Сухиничей наши армии в условиях снежной и холодной зимы продолжали наступать с большим или меньшим успехом. Штаб расположился в Сухиничах. И здесь нас постигло несчастье. 8 марта был тяжело ранен К. К. Рокоссовский. Надо же было так случиться! Константин Константинович зашел в домик к начальнику штаба М. С. Малинину. Там же были А. А. Лобачев и я. В это время противник начал артиллерийский обстрел города. Один из крупных осколков влетел в окно и попал К. К. Рокоссовскому в спину. Ранение оказалось тяжелым, и нам не без труда удалось перенести командарма в блиндаж. С большими предосторожностями Константина Константиновича перевезли в армейский госпиталь в Козельск, а оттуда во фронтовой госпиталь, размещавшийся в здании Тимирязевской академии в Москве. Все мы тяжело переживали отсутствие своего командарма. Больше всего нас беспокоило его здоровье. Ведь, он был очень плох, когда его отправляли в госпиталь.
Усилия врачей принесли вскоре свои плоды. Почувствовав себя лучше, Константин Константинович начал писать нам теплые письма. Он интересовался жизнью армии, ставшей ему родной и близкой, и делами каждого из нас. Мы подробно отвечали, и он постоянно был в курсе всех армейских событий.
В конце мая Рокоссовский возвратился на фронт, в свою армию. Но в июне, совершенно неожиданно для нас, Ставка отозвала его и назначила командующим войсками Брянского фронта. Не успели встретиться и вновь пришлось расставаться! К счастью для многих из нас, расставались мы ненадолго.
Сразу же по приезде на новое место Константин Константинович позвонил в 16-ю армию и спросил Малинина и меня, согласны ли мы ехать к нему, чтобы и дальше воевать вместе. Его предложение взволновало и обрадовало пас. Нетрудно догадаться, что мы без колебаний согласились. Однако не все прошло гладко с нашим новым назначением. Ставка согласилась с Рокоссовским, но командование Западного фронта почему-то возражало. Константину Константиновичу стоило немалых усилий выдержать «бой» за нас. Все же вопрос решился положительно. Первым на Брянский фронт выехал
М. С. Малинин. Вслед за ним и я поехал на новое место.
На должность командующего 16-й армией прибыл генерал-лейтенант И. X. Баграмян, выросший к концу войны в крупного полководца, хорошо известного всей стране. Новый командарм оказался высокообразованным и культурным человеком. 16-й армии везло на командующих!
Иван Христофорович быстро вошел в курс дел и понял, что штаб армии сколочен, дружен и имеет уже свои традиции. Поэтому он не стал менять установившиеся порядки, что сразу же должным образом оценили офицеры и генералы. Но мне не пришлось вместе с ним участвовать в сколько-нибудь значительных делах. Надо было собираться в дорогу. Мне предстояли встречи с новыми людьми, новые дела.
Во время переезда к месту назначения я много думал, с чего начать свою деятельность на новой должности и с какими трудностями придется мне встретиться. Я старался осмыслить все, что мне было известно о работе командующего артиллерией Западного фронта опытного генерала И. П. Камера и его штаба. Перебрал в памяти все значительные события с начала войны. И оказалось, что за весь этот немалый срок мы, командующие артиллерией армий, не получали от фронта никаких указаний по использованию артиллерии. Вспомнилось только указание об артиллерийской контрподготовке под Ярцевом.
Каждый командующий артиллерией армии действовал по-своему, в меру своих способностей и знаний. Нами нередко допускались ошибки и просчеты, за которые на войне расплачиваются кровью.
Обо всех наших действиях мы доносили командующему артиллерией фронта и не получали никаких замечаний. Создавалось впечатление, что множество различных оперативных документов, получаемых от штабов артиллерии армий, штаб артиллерии фронта проглатывал не разжевывая и не разбирая вкуса. Никогда мы не видели у себя и офицеров штаба артиллерии фронта. Сейчас это может показаться неправдоподобным, но почти за год пребывания в составе Западного фронта мы единственный раз видели в войсках нашей армии начальника оперативного отдела штаба артиллерии фронта полковника Г. Д. Барсукова. Он приезжал контролировать отвод артиллерии от Волоколамска.
От чего все это зависело? У меня сложилось мнение, что так получилось по двум причинам. Во-первых, И. П. Камера находился в плену старых представлений. Я знал его еще по мирному времени, когда он был начальником артиллерии 10-го стрелкового корпуса. Тогда он был отличным организатором, энергичным, опытным артиллеристом. Но в те времена существовало мнение, что штабы артиллерии армии это органы распределения артиллерии и снабжения ее всем необходимым для ведения боя. Никто не учил нас, командующих артиллерией стрелковых корпусов, и тем более наши штабы управлять артиллерией, планировать ее огонь. А на войне с первого дня это стало насущной и основной задачей. И вот мы учились в боях, варились в собственном соку, не получая помощи от командующего артиллерией фронта.